Читаем 100 великих женщин полностью

Этот личный жизненный опыт и множество «маленьких трагедий», разыгрывавшихся у неё на глазах в богемно-элитарной среде Парижа, определили характер произведений, последовавших после нашумевшей повести о Сесиль. Саган всегда пишет только о богатых, о тех, кто «на самом верху», кому не нужно «забивать себе голову» расчётами о доходах и расходах. Герои её новых книг мучаются поражениями в любви, предательством в дружбе, непонятной тоской от быстро уходящей молодости. Один критик написал о Саган, что её книги представляют собой светский коктейль цинизма, эгоизма, лиризма с большой долей «пофигизма». Но писательница по-прежнему остаётся законодательницей мод ладно скроенного чтива, которое не стыдно обсудить в приличном обществе. Её тема — проблемы отношений между людьми — всегда будет интересна и домохозяйке, и бизнесмену, и музыканту.

Сама Саган осознает несоразмерность своей славы и таланта. Она утверждает, что стремление сохранить своё место в истории — признак мужского начала, а её, как женщину, посмертное признание не волнует. И всё же в её высказываниях, в поисках новых форм и литературных жанров едва проступает скрытое желание наконец-то превзойти себя. И окружающим, и критикам кажется — ещё чуть-чуть, ещё рывок — и гениальная книга окажется на столе у читателя.

В 1991 году Франсуаза опубликовала небольшой роман «Давид и Бетштабе» (всего 100 страниц). Он основан на эпизодах легенды о царе Давиде. Библейский сюжет призван был придать новой сагановской истории универсальный характер, застолбить место среди богов человеческой культуры. Роман открывается предисловием известного израильского политического деятеля Шимона Переса и вышла в специальном издании для библиофилов-коллекционеров: роскошные, редкие иллюстрации, пышное художественное оформление, тираж — всего 599 экземпляров и все пронумерованы, а некоторые лично подписаны автором. Каждый том стоил десятки тысяч франков. Книжное шоу Франсуазы Саган было отрежиссировано по всем законам рынка, однако знаменательным событием в литературной жизни роман не стал. Шедевр так и остался в будущем.

«Мой любимый писатель Пруст (кстати, настоящее имя нашей героини Франсуаза Куарез, а псевдоним Саган взят в честь героини её кумира из романа „В поисках утраченного времени“) перестал вести нормальный образ жизни из-за астмы и только писал. У меня нет астмы, это здорово мне мешает…» Ну что ж? Если дело в приоритетах, то литература ещё долго не потеснит у нашей героини страсть к острым ощущениям. Последний скандал, связанный с именем Саган, разразился в 1995 году. Писательницу приговорили к большому штрафу и тюремному заключению за употребление кокаина. Правда, уважая её возраст и заслуги, наказание она отбывала условно, однако возмущению Франсуазы Саган не было предела. «Если в Японии есть клубы… где меня встречают цветами и оркестром, то во Франции ко мне относятся как к маленькой преступнице. Я никогда не отрицала, что принимала наркотики. Но я взрослый человек и хочу иметь право разрушать себя, если мне того хочется».

Впрочем, талант Франсуазы особенный. Он — в её органичном отношении к жизни и к литературе. Она всегда делает то, что хочет, она по-настоящему свободный человек — свободный от надрыва, от непосильного труда, от диктата: будь то диктат общества или диктат любимого дела. «Я пишу инстинктивно, как живу или дышу». Наверное, поэтому её книги многим людям, погрязшим в обязательствах, долгах, суете, нужны как глоток свежего воздуха. Наверное, поэтому у Саган множество друзей.

Юношеский восторг перед Сартром у Франсуазы перерос в тёплые чувства к кумиру её молодости, в глубокое понимание его сложного творческого пути. В 1980 году Саган опубликовала открытое письмо к Сартру, в котором назвала его самым честным и умным писателем своего поколения. Помимо общих литературных интересов этих двух знаменитых французов связывали общие шалости. Однажды Франсуаза со смехом рассказала журналистам, что столкнулась с Жан-Полем нос к носу… в некоем «доме свиданий». Каждый пришёл туда со своим спутником. Они часто вместе обедали в ресторанах. И поскольку к концу жизни писатель почти ослеп, Франсуазе разрешалось резать для него на тарелке мясо.

Многолетняя интимная дружба связывала Саган и с бывшим президентом Франции Франсуа Миттераном. Писательница гордилась, что за годы их общения они никогда не говорили о политике.

Однажды Саган призналась, что её бабушка со стороны отца была русской, а потому свою склонность к игре и авантюрам она объясняет «русскостью». Возможно, и страстная любовь отечественного читателя к Франсуазе объясняется этим почти забытым фактом родства. Во всяком случае, на необъятных российских просторах Саган — имя популярное.

P.S. Франсуаза Саган ушла из жизни 24 сентября 2004 года.

ВАЛЕНТИНА ВЛАДИМИРОВНА ТЕРЕШКОВА

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 великих

100 великих оригиналов и чудаков
100 великих оригиналов и чудаков

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Фёдоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Фёдор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!»В очередной книге серии «100 великих» главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым. Она будет интересна каждому, кто ценит необычных людей и нестандартное мышление.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное