100 волшебных сказок мира

– Да как вы могли подумать об этом, ведь после нашей разлуки я ни о чем больше и думать не мог! – Гораций в порыве чувств не заметил, как сказал лишнее, и теперь уже ему ничего не оставалось, как продолжать начатое. – Я вас люблю, и люблю уже давно, как вы могли подумать, что я высокомерен и равнодушен к вам?

– Но вы так себя вели… Я, признаться, тоже к вам неравнодушна, но почему вы молчали? – недоуменно подняла кверху брови Сильвия.

– А разве у меня есть право обременять вас этим знанием, ведь мое материальное благополучие таково, что я пока не могу вас позвать замуж. Ваши родители будут против. Как я мог в этой связи признаваться и обязывать вас к чему-либо? – простонал Гораций.

– Но почему в таком случае вы сейчас не смолчали?

– Всему виной долгая разлука с вами, один ваш образ вселяет в меня неспособность держать язык за зубами. Но я придумаю, как разбогатеть, чтобы убедить ваше семейство дать согласие на наш брак! – торжественно проговорил Гораций, и тут в комнату вошла госпожа Фютвой.

– На какой это еще брак? – спросила она, грозно сведя брови к переносице.

– Матушка, – видя, что Гораций замешкался, пришла на помощь ему Сильвия, – мы с Горацием давно любим друг друга…

– Да, и я бы хотел просить руки вашей дочери, – вмешался Гораций, решив, что надо ковать железо, пока оно горячо.

– Да что вы себе возомнили, как вы ее думаете содержать, – изумилась миссис Фютвой, – когда ваша практика не приносит вам прибыли?

– Не стоит об этом беспокоиться, я отлично понимаю, что просить руки у такой почтенной семьи, как ваша, я пока не имею права, но я приложу все усилия, чтобы достичь такого материального благополучия, которое позволит мне взять в жены вашу дочь, – уверил Гораций.

– А пока этого не произошло, давайте оставим этот разговор, мистер Вентимор, – прервала его госпожа Фютвой.

К этому времени к дому подкатила коляска с профессором, и все (Гораций, Сильвия и г-жа Фютвой) не сговариваясь решили не продолжать начатый разговор при главе семейства, но Гораций понял, что особых проблем с госпожой Фютвой не будет, главная проблема – это убедить старика отдать дочь, но пока аргументов к убеждению у Горация не было, а если вспомнить его провал на давешнем аукционе, так и подавно разговор о женитьбе был бы чересчур преждевременным.

– Здравствуйте, милый Гораций, – просопел Антон Фютвой, – ну как, вам удалось добыть для меня что-либо ценное?

Тут Гораций рассказал, как обстояли дела на торгах, что отмеченные профессором экспонаты ушли с торгов втрое дороже, чем Фютвой указал в каталоге.

– Вы что, Гораций, не понимаете, что цены, указанные мною в каталоге, были только приблизительными, я ни в коей мере не надеялся, что вы купите за них эти старинные реликвии, но я надеялся на ваше благоразумие и думал, что вы поймете, что за любой из указанных мною экспонатов можно было дать втрое больше того, что я указал, я надеялся на вашу компетентность, – хрипел профессор, а то, что он говорил Горацию совершенно обратное накануне аукциона, доказать ему было уже нельзя.

– Вы правы, профессор, это моя ошибка, – сдался Гораций, – но я купил там за свои деньги один медный кувшин, который, возможно, вас заинтересует.

– Ах да, кувшин, в котором хранили вино или масло, да на кой черт мне ваш кувшин, он вовсе не стоит той гинеи, которую вы за него отдали! – продолжал негодовать профессор.

– Нет-нет, профессор, вы только послушайте, он запечатан какой-то странной печатью, на которой нанесены клинописью какие-то надписи, может, вам было бы любопытно взглянуть на него, – из последних сил Гораций пытался реабилитироваться в глазах профессора. И это подействовало на него моментально.

– Надписи, говорите. Интересно было бы взглянуть на ваш горшок, в нем могут быть любопытнейшие свитки, – сменил гнев на милость ученый муж, – попытайтесь приоткрыть печать и посмотреть, что внутри, а потом можно будет договориться и о визите к вам, чтобы посмотреть на ваше приобретение, – снисходительно добавил профессор.

– Что ж, тогда не буду вас стеснять своим присутствием, – пролепетал Гораций и стремительно удалился.

По пути домой Гораций искренне просил небеса, чтобы кувшин таки оказался не пустой, потому как иначе профессор убедится в полнейшей непутевости Горация и никогда не позволит ему жениться на своей дочери.