На следующий день Парнезий застал детей сидящими на поваленном дубе.
– Ты подкрался совсем бесшумно, – прошептала Юна. – А где Пэк?
– Мы с Фавном обсуждали, нужно ли вам слушать мою историю до конца или нет, – сказал Парнезий.
– По-моему, расскажи он все, многое укроется от вашего понимания, – эта реплика принадлежала Пэку, выскочившему из-за бревна.
– Я действительно далека от понимания, – призналась Юна, – но до чего здорово слушать про народ пиктов.
– А я одного в толк не возьму, – поделился Дан. – Откуда у Максимуса вообще сведения о пиктах, если он находился в Галлии?
– Назвался императором – знай все и про всех, – объяснил Парнезий. – Так сказал сам император, когда закончились игры.
– Какие игры? – поинтересовался Дан.
Парнезий выбросил вперед сжатую в кулак руку с большим пальцем, оттопыренным книзу.
– Гладиаторские! – выпалил он. – В честь императора два дня подряд шли гладиаторские бои. Максимус рисковал, будто бы сам выступал на арене. Когда его носилки продвигались в толпе, их сопровождал недоброжелательный гул: солдаты выкрикивали о повышении жалованья и переводе со Стены, иные отпускали шуточки.
– То есть его не любили? – уточнил Дан.
– Любили? Как звери своего укротителя. Стоило ему дать волю страху, и на Стене провозгласили бы нового императора, не так ли, Фавн?
– На этот риск идут все, кто жаждет власти, – подтвердил Пэк.
– Максимус выдержал это испытание, и вечером мы уже сидели над списками легионеров и припасов на Стене. У меня учащался пульс, когда Максимус отбирал для отправки в Галлию наши самые дисциплинированные отряды. «Каким количеством катапульт вы располагаете?» Максимус потянулся за новым листом, но Пертинакс накрыл его ладонью. «Не забывайся, Цезарь, – молвил он. – Ты берешь или людей, или машины. И то и другое мы не уступим». Так мы отстояли катапульты и лишились половины солдат. Когда он отложил списки, от наших легионов осталось одно название! «Аве, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя! – с кривой усмешкой произнес Пертинакс слова гладиаторов. – Обопрись враг о Стену сейчас, и она рухнет». «Мне нужно три года, – парировал Максимус, – и под ваше начало на Стене поступит двадцать тысяч солдат».
Солдаты приняли наше капитанство с присущим им хладнокровием. Хуже стало, когда Максимус увел половину легионов и нам некем было заполнять опустевшие башни, когда народ возроптал на упадок торговли. Если бы не Пертинакс, я не справился бы с нарастающим негодованием. Пиктов я не боялся, но Алло предупредил меня об угрозе со стороны Крылатых Шлемов. Они готовились атаковать Стену с моря, тем самым продемонстрировав пиктам нашу слабость. Я приказал переместить наши лучшие войска на концы Стены, а по береговой линии поставить катапульты как можно скорее. Крылатые Шлемы имели привычку нападать перед снежными бурями. Невыносимо было часами сражаться на песчаном берегу с леденящим снежным ветром.
В начале весны Крылатые Шлемы возобновили атаки с моря. Мы сутки напролет осыпали их камнями, прежде чем признать себя победителями. Тогда только я заметил плывущего к берегу человека. Когда волной его выбросило к моим ногам и враг поднялся, я, сам не коротышка, увидел, что он на голову выше меня. «Что меня ждет?» – поинтересовался он. «Свобода, – сжалился я. – Ты волен остаться или уйти». В море показался последний уцелевший корабль Крылатых Шлемов. Я отдал приказ не стрелять, и юноша поплыл к своим.
Через месяц Алло вручил мне массивное ожерелье из золота и кораллов – это был дар Амала, того самого, кого я пощадил на берегу. Кроме подарка он передал мне ценные сведения: выходило, что император снискал себе такую славу победами в Галлии, что Крылатые Шлемы ищут его дружбы. Точнее, дружбы его верных слуг. Крылатые Шлемы хотели, чтобы Пертинакс и я выступили на их стороне. «За неимением солдат придется вести переговоры, – подытожил Пертинакс. – Алло выступит посредником». Алло убедил Крылатых Шлемов, что мы не нападем на них, если они будут отвечать нам тем же.