100 знаменитых харьковчан

Все чаще у практически лишенного дипломатической гибкости Эфроса происходили конфликты на почве распределения ролей. Казалось бы, это удел всех театральных режиссеров, однако для Анатолия Васильевича проблема приобретала особую остроту. Дело все в том же «неумении быть тираном». Так, например, к Товстоногову актеры подходить со своими претензиями просто боялись.

Многие женщины обвиняли Анатолия Васильевича в том, что он делает спектакли под стареющую актрису. (Под ней подразумевалась Ольга Михайловна Яковлева, к таланту которой Эфрос действительно был неравнодушен.) Наконец, были испорчены отношения и со Львом Дуровым. Тот в определенный момент решил сам заняться режиссурой и добился назначения себя на эту должность. Эфрос был очень недоволен: «Я понимаю, зачем в Вахтанговском театре ставит спектакли Михаил Ульянов — его не устраивает режиссура главного, а зачем Левочке это надо? Его что — не устраивает моя режиссура?» [103].

В 1983 году произошел вообще довольно серьезный разрыв. Эфрос, как уже говорилось, был не главным режиссером, а очередным. Главным же работал Дунаев, который, правда, по свидетельствам актеров, понимал свое место в жизни и разницу между собой и своим «очередным». Но однажды они объединили свои усилия и подали жалобу в Московское управление культуры на директора — Когана, обвиняя его в том, что он мешает им работать. Когана уже собирались снять, но он предложил представителям управления самим прийти в театр и спросить у актеров. На заседании, устроенном в августе 1983 года, была выплеснута значительная часть желчи, накопившейся у капризных и интригующих сотрудников театра на Малой Бронной. Там было озвучено то, что до тех пор втихаря обсуждалось в коридорах: «В театре есть главный режиссер, а есть талантливый. Что их может объединять? Почему они выступают вместе?». Эфроса ругали поменьше, чем Дунаева, но даром для его отношений с актерами это заседание не прошло. Припомнили ему и то, что он не задействует в своих спектаклях всех (или хотя бы большинство актеров труппы). Вмешалась партийная организация театра, с которой у режиссера сложились натянутые отношения. Заведующий художественно-постановочной части театра прославлял Когана, говорил о том, как директор твердо вел себя за границей. Когда же Анатолий Васильевич попытался сказать, что это отношения к делу не имеет, то был грубо оборван: «Вы не коммунист! Вам этого не понять!».

Вскоре Эфрос понял, что работать в этой атмосфере больше не может. Нашлась и новая работа. В страну не вернулся, был лишен гражданства и облит грязью в прессе и официальных постановлениях Юрий Петрович Любимов, и власти предложили должность главного режиссера более лояльному Эфросу. Приход в театр на Таганке в 1984 году стал трагической, последней страницей биографии Анатолия Васильевича. В театре его приняли не очень доброжелательно, а некоторые — просто в штыки. Уже на первом же собрании Вениамин Смехов заявил: «Есть Моцарт, а есть Сальери. Есть Пушкин, а есть Дантес. Есть Христос, а есть — Иуда», и выразительно посмотрел на Эфроса.

«Иногда мне кажется, что искусством нужно заниматься, только шутя», — писал Эфрос в своей последней книге «Продолжение театрального рассказа», а шутя работать на Таганке не получалось. Актеры стремились продолжать бороться (или, по выражению Дмитрия Крымова, «хотя бы маячить») на баррикадах. Эфрос этого не хотел понять и принять. Для него нормальная работа была единственным выходом из любой ситуации. Эфрос пытался сохранить стиль «бригады артельщиков», как он называл артистов Таганки. Здесь Анатолий Васильевич поставил еще несколько хороших спектаклей: «На дне», «Мизантроп», «Прекрасное воскресение для пикника».

В труппе же произошел раскол. Если одни актеры продолжали нормально трудиться, то со стороны других был организован настоящий бойкот Эфросу. Ушли из театра Хмельницкий, Шаповалов и Филатов.