— Может, оно и так, но зачем народ зря баламутить? — возразил высокий. — Он, вроде как, ни к какому злодейству не призывает, но всё-таки… А правда, она, знаете ли, не всегда нужна. В неведенье жили гораздо лучше.
— Похоже, что этот малый всё воспринимает как шутку, и забавляется, словно дитё, а ведь ему может это жизни стоить. — Ответил старик. — Жалко, парень явно выделяется из толпы.
— Ха, да он же наверняка маг! При том мощи небывалой. Где это видано, чтобы человека ни в одной стране никто ни разу поймать не мог? — Произнёс «павлин».
— Авось и есть такой ловкач! Облик ведь менять никому не дано, а королевская стража не зря свой хлеб ест. — Не согласился высокий.
— А это не он ли? — «павлин» встревоженно указал куда-то в сторону, куда вдруг одновременно потекли редкие прохожие, словно в ожидании зрелища.
Улицу рассекал, как чёрный ворон, какой-то молодой человек в чёрном плаще, за которым во весь опор гналась королевская стража и полиция. Прохожие не пытались помочь блюстителям закона и даже расступались перед бегущим, а кто-то и вовсе крикнул ему вслед: «Удачи, поэт! Задай им жару!!». На скуластом красивом лице бегущего сияла насмешливая белозубая улыбка, а глаза сверкали озорно, хотя погоня явно приближалась.
Под ободряющие выкрики зевак поэт стрелой пересёк площадь и резко свернул в ближайший переулок, спрятавшись за старой раскидистой яблоней, на ходу скидывая плащ. У него была всего секунда, пока стражи закона недоуменно озирались. Этой секунды уже не впервой оказалось вполне достаточно для того, чтобы лицо, волосы и даже в какой-то мере фигура поэта приобрели совсем другой цвет и очертания. Навстречу преследователям вышел обычный старик бедняк в жалком рубище и с голодными выцветшими глазами.
Он обладал редчайшим даром, встречающимся раз в несколько сотен лет — метаморфизмом. Мог принимать облик абсолютно любого человека.
— Стой! — Они всё-таки окликнули его, однако без капли подозрения. — Тут сейчас парень пробежал, высокий такой, светловолосый, в чёрном плаще. Не видел его?
— Насмехаетесь, молодой человек? Я уже одиннадцать лет как вообще ничего не вижу. — Вполне убедительно притворяясь слепым, «возмутился» он. — Не дадите ли старику пару медянок на подаяние?..
Смачно ругнувшись, офицер отвернулся и пошёл догонять остальных, проигнорировав нищего.
— Какая жадная нынче молодёжь пошла. — Ядовито посетовал поэт, довольно ухмыляясь.
Эту часть города Байрат знал уже неплохо, и до снятой им комнаты оставалось всего ничего пути. Недолго думая, он пошёл наиболее коротким, который шёл через сеть таких же мелких, узких переулков. Здесь, среди грязи и нечистот, жили бедняки. Остальные старались обходить неблагополучный район стороной, но Байр всегда к вопросу собственной безопасности относился, мягко говоря, халатно. Снова изменив облик, чтобы идти быстрее, поэт шагал лёгкой походочкой, насвистывая какую-т незамысловатую «прилипчивую» песенку, словно не бегал от стражи и словно не замечая потрясающей отвратительности этих воняющих, загаженных уродливых улиц, толп нищих, приглядывающихся к его скромной персоне ватаг. Он с головой погрузился в размышления, и потому вздрогнул, услышав нечеловеческий рёв раненного животного, и инстинктивно поспешил на звук. Прямо за углом какой-то ободранный косматый бродяга пытался зарезать кошку, едва не истекая слюной.
Байрата передёрнуло от отвращения: он уже не раз слышал, что нагрянувший голод заставил людей вырезать почти всех кошек и собак в городах, но ни разу ещё не видел такого воочию и искренне ненавидел издевательства над животными. Потому, толком даже не задумываясь над своими действиями, парень заклинанием отправил нищего в глубокую спячку и склонился над зарезанной кошкой.
Та была ещё жива, хотя и потеряла много крови. Красивое пятнистое животное выглядело жутко в алой лужице.
Мельком осмотрев рану, поэт понял, что тут нужно зелье, а так он может только на время остановить кровь. Снова увеличив спрятанный плащ до нормальных размеров, Байр завернул в него кошку и, поколебавшись, положил рядом с нищим мешочек с остатками монет.
Казалось, всего несколько метров, и вот открывается вид на прекрасную, ухоженную улицу, мощёную гравием, где и находилась его съёмная комната. Светлая, просторная, неплохо обставленная, она была очень даже удобна, и в то же время в ней находилось всё, что могло бы только понадобиться неравнодушному к науке и знаниям магу: забитые книгами шкапы, много пергамента, перьев и чернил на столе, колбы, пробы различных жидкостей и смесей, пучки трав, ингредиенты для зелий, отвары и прочее. Как и полагается всякой холостяцкой комнате, тут царил беспорядок, но не слишком ужасающий.