1000 лет радостей и печалей

Коллекция МоМА, основанного в 1929 году, содержит более 100 000 произведений и является крупнейшим на Западе собранием современного искусства; в эпоху глобализации и информационных технологий связь с Пекином в преддверии Олимпиады упрощалась. И теперь руководство МоМА сочло, что настал момент обратить на Китай более пристальное внимание. Раньше туристов в Цаочанди практически не бывало; если кто-то входил или выходил из скромных деревенских домиков, то это были трудовые мигранты, переехавшие сюда в поисках работы в столице.

Однажды, находясь в Нью-Йорке, я написал: «Если кто-то придет в МоМа и не испытает приступ стыда, у него либо проблемы с художественным чутьем, либо он законченный прохвост. Все, что здесь можно увидеть, — это предрассудки, снобизм и гордыня». Тогда я был молод и полон самомнения, но и через двадцать лет, когда в Цаочанди явилась делегация из МоМА, самоупоение и чванство этого музея у меня по-прежнему вызывало отторжение. Да, искусство нуждается в признании, но не в форме коллекционирования дорогих произведений, которые отправляют пылиться в хранилище МоМА, — это все равно что выбросить их. Для меня искусство заключается в динамичных отношениях с действительностью, с нашим образом жизни и восприятием жизни, и их нельзя разложить по отдельным полочкам. Меня совершенно не интересует искусство, которое пытается отстраниться от реальности.

Круг вопросов, которые я обсуждал в интернете, неуклонно ширился, но я рассматривал свой блог как способ сделать общество более справедливым и человечным. Все чаще меня считали первым, к кому стоит обращаться за поддержкой в случае несправедливости или нарушения закона. Ранним утром 11 февраля 2007 года я получил срочное сообщение от волонтера Тяньцзинской ассоциации защиты мелких животных. Группе удалось перехватить в пункте взимания платы за дорогу грузовик, в котором везли от четырехсот до пятисот кошек. (Есть такое знаменитое блюдо кантонской кухни — жаркое из мяса кошки и змеи под названием «Схватка дракона с тигром»). Я поспешил на помощь этим юношам, увидев в них милосердие и благородство, которых так часто не хватает старшему поколению.

К моменту моего приезда кошкам уже нашли временный приют в здании склада на окраине Пекина. Снаружи стояли ряды железных клеток, в каждой из которых везли по двадцать животных, и когда я вошел в здание, то был шокирован увиденным: испуганные кошки теснились по углам, на стропилах и везде, где могли приютиться. Некоторые из них получили травмы по время поимки и перевозки, и все они страдали от голода и обезвоживания.

В условиях китайских политических репрессий легко потерять способность к эмпатии и в итоге причинять другим боль. Вот почему я снял документальный фильм «Сань Хуа» (San Hua) об индустрии, связанной с употреблением и торговлей кошачьим мясом, и о программах защиты кошек от насилия. Я выложил этот фильм в интернет, надеясь вызвать открытую дискуссию, необходимую для действенной реакции на невежество и черствость.

Я договорился взять сорок бездомных кошек, надеясь загладить вину людей за причиненные им страдания. В Цаочанди десятки из них нашли свой дом. В каждой кошке было свое очарование: Сань Хуа с особой грацией прохаживалась по лужайке, а Лайлай растягивалась на моем рабочем столе, рядом с клавиатурой, и блаженно дремала, пока журналисты осыпали меня вопросами.

В августе 2006 года я приехал в Кассель, немецкий город, где проходила выставка «Документа» (Documenta) — важнейшее событие в мире современного искусства, которое проводится каждые пять лет. До начала двенадцатой по счету выставки оставалось десять месяцев, и меня пригласили принять в ней участие. Осмотрев павильон, я поехал на север Швейцарии, где мы с Сиггом отправились на прогулку. Горы там не очень высокие, но мы время от времени устраивали привал, чтобы отдохнуть или перекусить колбасой и бананами, которые Сигг захватил с собой. Я вертел в голове возможные концепции для выставки, но ничего не мог придумать и не знал, что делать. Я знал лишь одно — что не хочу полагаться на клише и упускать такую возможность.

По обеим сторонам тропинки росли голубые цветочки, и, когда мы остановились отдышаться, мимо нас прошло несколько семей: дети сидели на плечах у отцов, а жены помогали идти пожилым — по их одежде и языку было понятно, что это не местные швейцарцы, а приезжие итальянцы.