Сжала теплую ручку Амины и посмотрела на девочку — она сейчас выглядела, как обычный ребенок без извечного хиджаба и длинных нарядов. Такая милая в джинсах, кофточке с забавными рисунками и с толстыми косичками с двух сторон. Перед полетом Рифат и я удочерили ее официально, и теперь в паспортах она носила нашу с ним фамилию и была вписана к нам обоим. Она стала еще одной моей девочкой, и я очень сильно ее любила, как родную.
Рифат проводил нас до самой взлетной полосы. Перед тем как мы взошли на борт самолета, он дал мне в руки кредитную карту.
— Здесь деньги на первое время. Я буду делать переводы каждый месяц.
— Не надо.
Я сунула карту ему обратно, но он стиснул мое запястье.
— Я твой муж и я отец этих детей. Я обязан заботиться о вас. Это мой долг и сейчас вы моя семья. Уважай и чти меня, Альшита. Большего я не просил и не прошу.
Я смотрела в его черные глаза и видела то, что обычно видит женщина, если она не влюблена и не ослеплена сама — чужую страсть, безответную тоску.
— Ты очень хороший человек, Рифат. Я никогда не думала, что ты такой…
— Не надо. Не надо меня жалеть и говорить совершенно не значимые для меня слова. Я не хочу быть хорошим и милым, а то, чего я хочу, ты мне никогда не дашь. Поэтому будем соблюдать видимость брака и относиться друг к другу с уважением. А дальше посмотрим.
— Я не могу взять у тебя деньги.
— Я все знаю о твоей семье. Вам они понадобятся, а мне в пустыне совершенно не нужны.
— Береги себя, Рифат.
— Я приеду к тебе через пару месяцев. За тобой присмотрят и здесь. Вот номер телефона одного человека. Если у тебя возникнут проблемы — позвони ему. Он решит любую из них.
— Спасибо тебе за все.
Усмехнулся мрачно, как и всегда в его духе.
— Иди. Самолет без тебя улетит.
Я все же крепко обняла его. Он вначале развел руки в стороны, а потом очень осторожно обнял меня тоже.
— Иногда для счастья достаточно даже этого.
А мне стало жаль, что я не могу дать ему большего. Не могу и не хочу. Нет в моем сердце и в душе места для кого-то кроме Аднана.
Мы сели в такси, и я дрожащим голосом продиктовала такой знакомый до боли адрес. Пока ехали, я смотрела в окно на пролетающие мимо деревья и старалась сдержать слезы.
— Так красиво здесь. Все зеленое. Как в сказке.
— А еще здесь есть снег. Тебе понравится. Пойдешь в школу, у тебя появятся друзья.
— В школу?
— Да, в школу. Выучишь язык. У тебя будет будущее и обычная жизнь, как у самых простых девочек.
Амина прижалась ко мне, и я обняла ее за худенькие плечики.
— Я никогда даже не мечтала об этом.
— А о чем ты мечтала?
— Об игрушках. О кукле с длинными белыми волосами, как у тебя. Когда-то мы ездили с мамой в Каир и заходили в магазин… Я видела там куклу. Очень красивую. Наверное, я смотрела на нее целый час, пока мама и тетушки ходили по зале и что-то выбирали в подарки своим племянникам.
— Мама не смогла купить тебе эту куклу?
— Я не просила.
Она посмотрела на меня своими огромными черными глазами. Такими грустными и прозрачно-влажными.
— Почему?
— Потому что у нас и так не было денег. Да и зачем мне такая кукла в пустыне?
Я прижала малышку к себе, поглаживая ее волосики, перебирая пальцами.
— А вдруг твоя семья не захочет, чтоб я с ними жила?
— Что ты. Конечно, захочет. Обязательно захочет. Ты теперь моя дочка.
Амина улыбнулась счастливой улыбкой, и у меня самой на душе стало теплее. Наверное, если бы не мои девочки, я бы с ума сошла. Такси притормозило у знакомого подъезда, и таксист взял мою дорожную сумку, чтобы поднять ее наверх. Я увидела на лавке соседок. Вначале они меня не узнали, потом начали перешептываться и с нездоровым любопытством меня рассматривать. Пока одна из них — Анна Ивановна не всплеснула руками.
— Так это ж Настька. Елисеевых дочка. Живая она, точно не призрак. Вон и детишек с собой привезла.
— Ты где была, бессовестная? — закричала вдруг вторая соседка и сжала кулаки. — Ты мать свою чуть в могилу не согнала, отец запил. Где шлялась, непутевая? Они похоронили тебя уже.
— Тьфу, бесстыжая, еще и дитя в подоле притащила вместе с обезьянкой какой-то.
— Ох что будет-то, что будет. Бедная Нюрка. Только в себя начала приходить, а тут эта с приплодом заявилась.
— Ты чего на нас уставилась? Не тут они теперь живут. Съехали. Квартиру продали. Все деньги на твои поиски истратили. Без трусов их оставила. Наглая гадина. А сама по иноземцам шастала.
— Они в бабки твоей лачугу переехали. Туда и езжай.
— Бесстыжая. Побоялась бы после стольких месяцев молчания. Оставила б их в покое.
— Та куда там. Ребенка ж нянчить кому-то надо, вот матери и тащит, а сама дальше шляться пойдет.
Я им ничего не сказала, таксист пожилой без слов все понял, сумку обратно в багажник отгрузил.
— До свидания.
Тихо сказала соседкам и пошла к машине.
— Да глаза б наши тебя не видели. Прости, Господи.
Сели снова в машину, и я комок с трудом сглотнула. Вот значит, как меня приняли… а чего ожидать. Со стороны все так и выглядит.
— Кто эти бабушки? Они на тебя злились и кричали? За что?
— За то, что исчезла.
— А плевались почему? У нас так на падших женщин кричат.