1000 притч

– Пространство и время – это двор, в котором я обитаю. Зимой я одеваюсь в кожи и шкуры, летом – в халат и полотно. Весной я пашу и сею и даю телу вволю потрудиться. Осенью жну и закладываю зерно в закрома и даю себе хорошенько отдохнуть. С восходом солнца я выхожу навстречу миру, в закатный час ухожу в себя. Я привольно скитаюсь между Небом и Землей, и в моем сердце царит довольство. Зачем мне власть над Поднебесной?

Слива созрела

Наставник Фачан, впервые встретившись с Ма-цзу Даои, спросил его, что такое Будда. Мастер ответил:

– Вот это сознание и есть Будда.

Фачан тотчас прозрел.

Позже он поселился на горе Дамэй. Услышав о том, что Фачан живет на горе, Ма-цзу Даои послал к нему монаха. Придя к Фачану, монах спросил:

– В то время, когда вы были с Ма-цзу Даои, чему вы у него научились и почему ушли на гору?

– Ма-цзу Даои учил меня, что это сознание и есть Будда. Вот я и отправился сюда жить, – ответил Фачан.

– Но в последнее время Ма-цзу Даои изменил свое мнение о природе Будды, – сказал монах.

– Каким образом? – спросил Фачан.

– Теперь мастер говорит, что нет ни сознания, ни Будды.

– Опять этот старик дурачит людей! – воскликнул Фачан. – Видно, он сам не знает, что такое прозрение. Пусть он утверждает, что нет ни сознания, ни Будды, я же буду твердо держаться того, что это сознание и есть Будда.

Монах вернулся в монастырь и доложил об этом разговоре своему наставнику.

– Слива созрела! – воскликнул Ма-цзу Даои.

Займись своим делом

Наставник Шигун в молодости был охотником и терпеть не мог монахов. Однажды, преследуя стадо оленей, он пробегал мимо монастыря. Ма-цзу Даои в это время стоял у ворот. Шигун спросил у него, не видал ли тот оленей.

– А ты кто? – в свою очередь спросил Ма-цзу Даои.

– Я – охотник, – ответил Шигун.

– А стрелять ты умеешь?

– Умею.

– Сколько же оленей ты можешь подстрелить одной стрелой?

– Одной стрелой я могу подстрелить одного оленя.

– Значит, ты не умеешь стрелять, – сказал Ма-цзу Даои.

– А ты умеешь? – спросил Шигун.

– Умею.

– Сколько же оленей ты можешь подстрелить одной стрелой?

– Одной стрелой я могу подстрелить все стадо, – ответил Ма-цзу Даои.

– И то, и другое – судьба. Зачем убивать целое стадо?

– Если ты знаешь, что это так, то почему сам так не стреляешь?

– Если будешь учить кого-то стрелять так, как умеешь сам, то самому будет нечего делать.

Нелегко найденное не теряется

К наставнику Ма-цзу Даои пришел один неизвестный юноша. Внимательно взглянув на его лицо, мастер сразу понял, что привело сюда этого человека: в его глазах светилось неразрешимое сомнение, на его губах трепетал навязчивый вопрос. Но Ма-цзу Даои ждал: ему было интересно, как юноша сумеет задать свой вопрос.

– Учитель, – наконец сказал молодой человек, – я чувствую себя ничтожеством… Я не способен ни к какому постоянству: знания не удерживаются в моей голове, чувства не удерживаются в моем сердце.

– Все самое значительное и ценное, что есть в жизни, друг мой, знание, любовь, красота – все должно иметь свою длительную, тайную историю. Иначе оно, превратясь в радужную пылинку, будет унесено первым порывом ветра: легко найденное легко теряется.

– Но даже то, что стоит мне немалых усилий, – оно тоже так легко теряется, – возразил юноша.

– Нет, – сказал Ма-цзу Даои, – нелегко найденное не теряется, но начинает путешествовать по незримым мирам, описывая в пространстве круги созидания. Ты никогда не наблюдал, как растет роза? Если внимательно вглядеться в строение ее чашечки, то можно заметить спиралеобразное наслоение лепестков. Во всем в природе свой ритм, свои вибрации. Не нужно их принимать за непостоянство.

– Значит, все подлинное вернется ко мне? И даже мои мысли? – обрадованно спросил юноша.

– Мысль, друг мой, как и сильное чувство, похожа на птицу с большими, упругими, беспокойными крыльями.

Она судорожно бьется в твоих руках, но вот – усилие, рывок, и с блаженным выдохом отрыва, распластав могучие крылья, она уплывает в сияющую бесконечность. Она тем и сильна, что живет ею.

Да, она рвется прочь даже из любящих ее рук, но, вырываясь, погружаясь в родную ей стихию, она не забывает о них, этих руках… А они – как пальцы художника, скульптора – теперь всегда будут ощущать в себе дрожь, немного нервное покалывание от одного воспоминания о миге обладания той птицей. К тому же, однажды ощутив ее трепетное биение, эти руки уже не смогут полюбить мелких ручных птах – маленьких мыслей, простых чувств…

– О, как все это сложно, – проговорил в смущении юноша.

– Это просто, – сказал Ма-цзу Даои. – Будь терпелив и честен с самим собой, тогда птицы сами начнут к тебе слетаться. Мысли и чувства знают, где им будет свободно.

– В любящих руках? – не переставал удивляться юноша.

Игра на лютне

Конфуций сказал Цзэу-линь:

– Цзэу! Ты меня удивляешь! Твоя семья бедна, положения в обществе у тебя нет. Почему же ты не идешь на службу?