– Это просто разные вещи, и они не пересекаются. Проза – эта такая затяжная сессия у психоаналитика безо всякой надежды на исцеление. А сценарий – это что-то вроде поздравления, которое ты читаешь со сцены другим людям. Да, ты его написал, да, вложил, да, содрал с себя немножко кожи, но к тебе он уже отношения не имеет. Он не про тебя, а про тех, кто сидит в зале, и у них своя жизнь, с которой ты решил их поздравить. И как бы ни был обширен твой личный опыт, ты можешь быть уверен, что его всё равно не хватит. Когда я писала сценарий, ко мне приезжали подруги, и я говорила: «Девки, рассказывайте ваши истории. Самые дикие, самые позорные!» – и мне просто бриллианты в карманы ссыпали. Я себя чувствовала Алексеем Толстым, который сидит в ресторане и пишет «Аэлиту», а на листы ему роняют пепел, проливают вино, и он каждый написанный абзац тут же зачитывает собутыльнику. Когда я пишу прозу, мне и в голову не приходит позвонить, скажем, сестре и сказать: «Вот тут моя героиня узнала то-то и хочет сделать то-то, как думаешь, это правильно?» А с сериалом это было совершенно естественно.
– Есть ли у тебя сверхзадачи как у прозаика? Ну, например, создать семейную сагу, описать несколько поколений, смену вех, то, о чём ты выше говорила, – материала-то, чай, в избытке.
– Мне очень хочется написать роман о женщинах моей семьи, я даже придумала начало. 1927 год, моя прабабушка Ольга Сергеевна Громова, в тот момент четырнадцатилетняя пионерка, подводит группку октябрят к иконостасу в церкви и учит, как плевать в иконы. Это реальный факт, и таких забористых историй мне очень много рассказывали в семье… Война, зимняя улица города Севска на границе с Белоруссией, который в результате военных действий был стёрт с лица земли, и на этой улице гестаповцы расстреливают всех мужчин, потому что партизаны убили одного из них… Эвакуация, поезд, бомбёжка. Прабабушка бежит через поле в туфлях на каблуках, тащит за собой детей, а какой-то мужик, спрятавшийся под насыпь, кроет её матом и кричит: «Ложись!» Один из немецких самолётов снижается, и улыбчивый молодой пилот машет прабабушке рукой. Послевоенный развод прабабушки с мужем, который стал неблагонадёжен, так как побывал в плену, и многое другое. Видишь, я настолько в этих историях, что не могу остановиться. Об этом надо просто написать.
– То есть твой «фонтан крови» бьёт во все стороны?
– Нет, не во все. В мире есть вещи, категорически мне неинтересные. Например, садоводство. Радиоэлектроника. Бильярд. Игровая зависимость. Сто способов похудеть на пять килограммов за три дня. Что происходит в мозгах мужчин, переодевающихся в Аллу Пугачёву. Зачем люди покупают путеводители. Я никогда не пойду по ссылке в Интернете: «Самый маленький человек в мире ростом с канистру». Вообще круг моих интересов довольно узок: это мои дети, личная жизнь других и ещё, пожалуй, акулы. Акулы меня очень волнуют.
Любимец филологической мысли
Анатолий Королёв
считает, что заслужил право не тревожиться новыми бурямиАнатолий Васильевич Королёв – прозаик, драматург. Родился в 1946 году в Свердловске. Окончил Пермский университет, служил два года офицером-следователем в дисциплинарном батальоне на Южном Урале, работал корреспондентом впермской прессе и на местном ТВ, в 1980году переехал в Москву. Лауреат премии Пенне, премии Аполлона Григорьева, премии Правительства Москвы и др. Финалист и номинант премий «Букер», «Нацбест», «Большая книга» и др. Наибольший резонанс имели повести и романы: «Гений местности», «Голова Гоголя», «Эрон», «Че-ловек-язык», «Быть Босхом». С 2005-го ведёт мастер-класс прозы в Литературном институте им. Горького; доцент кафедры творчества.
– Наткнулся на информацию, что один из последних ваших романов был опубликован в Софии, да ещё и на болгарском языке. Почему вы выбрали именно Болгарию для публикации? Почему тогда не Англию, Германию, США?
– Мой роман «Хохот» перевела замечательный переводчик Здравка Петрова.