101 Рейкьявик

Тимур — «бодист», это, стало быть, такая телесная версия буддизма. Отягощен мудростью. Сто сорок шесть килограммов девяносто граммов. «До седьмого дзена всего десять граммов недобрал. То есть сегодня. Потому что сегодня у Кейси выходной. А у нее чай какой-то жиденький, у этой, как ее…»

Непонятно, считать ли это остроумием. Или ослоумием.

«Колдун» умеет предсказывать погоду по пене в стакане пива, определять по следу от ботинка, как пройдет застолье, гадать по дыму — разумеется, сигаретному. Он может сказать тебе, заразился ты или нет, по тому, как из тебя выходит дым от «Уинстона», или определить, когда заплатят его приятелям — журналистам: завтра или вообще никогда. Тимур! Бесподобный тип. И безволосый. Он всё сбривает.

— Зачем ты голову бреешь? — спросил его какой-то эрудит-ерундит во время одной из этих бесконечных пресс-конференций у него за столиком.

— И не только голову, — говорит Тимур, точнее, шепчет.

Он разговаривает с помощью так называемого чревовещания: он такой жирный, что его голос просто не может выбраться наружу через весь этот жир. И после слов, которые он говорит, он все время ставит точку. Наверно, у него это единственные точки приложения. И каждая точка сопровождается тонким выдохом через нос. Словно для того, чтобы показать, что каждое слово он вдыхает глубоко в себя. Или, точнее, что ему пришлось ради этой своей мудрости вдохнуть несколько тонн кокаина.

— Не только голову. Руки тоже. И ноги. Знаете, почему у индейцев волос на теле нет? Дело в чувствительности. Чувствительность. Сотни вещей на тебе скрывают от тебя сотню вещей вне тебя.

— Поэтому ты и бреешься?

— Вальдорф говорит, — отвечает Тимур, его веки тяжелеют, он откидывается назад, скрестив руки, как всегда, когда он ссылается на своего гуpy, наверно, он сейчас выйдет на связь, — волосы — есть время. Hair is time, — повторяет он с архисерьезным выражением лица, словно это есть высшая американская правда.

Да. Да. Да.

— Время? В каком смысле? — спрашивает кто-то.

— Время не течет сквозь меня. Я сам теку по времени. Внешняя гармония, you know[268].

— А борода, борода такая длинная тебе зачем? — спрашивает жидкобородый коллега Трёст с понятным интересом.

И он прав. Тимур весь бритый, но у него очень длинная борода. Наверно, поэтому все его умозаключения тоже «с бородой».

— Потому что это корни. Корни.

Мы находимся в начале бронзового века. Настроение «F. К.». «Пусть свечи горят». И в ухе у него какой-то камешек. И вот мы начинаем говорить о камне. Ему только балахона не хватает. Философы Лао-Цзы и Пей-Чай. С ромом и коктейльной трубочкой.

Народ перестал задавать вопросы. Мы просто смиренно молимся в надежде, что нам будет ниспослано дальнейшее объяснение. Он сосет свой напиток через трубочку. Когда он наклоняется к трубочке, видно, что мозг у него бритый налысо. Сейчас он что-то скажет. Что-нибудь такое монашистое.

— Это не борода, — говорит он и выдыхает из ноздрей. — Корни мудрости очевидны. Истина — в перемотке назад. What you see is what I say[269]. Это Дебби Харри[270] сказала. Мне. Let the flower grow inside you. But the water is from the outside[271].

Он не смеется. И мы не смеемся. У него во всем один сплошной мегавинегрет. От Будды до Блонди. История человечества, спрессованная в ста сорока семи килограммах («седьмой дзен»: 7×3×7). Тимур — это клинический случай. Case. Кейс. Плотно набитый. Налысо бритый борец сумо с бородищей, как у ZZ-Top. Все тип-топ.

На самом деле, как сказал мне Трёст, его зовут Торгрим. За годы учебы в Америке «Thorgrimur» превратился в Тимура. Или когда он был в «обучении» у индейцев в пустыне Невада. Правда, ходят слухи, что он все это время проторчал в круглосуточных барах в Лас-Вегасе, года на два завис в каком-то псевдоэлвисовском притоне. Хотя ему вроде бы удалось закончить какие-то курсы татуировщиков. Он иногда на пати показывает народу свою выпускную работу. На бритой груди недурно сделанная картина, представляющая, как он встретил Блонди (ц. 95 000) на какой-то тусовке в Л. А. Наверно, тогда он и сподобился своего откровения, а может, одурения и решил обратиться в «бодизм» и верить в Вальдорфа (Кейси сказал, что на самом деле это название салата). Да, пожалуй, в голове у него какие-то овощи. Помню, как он рассказывал про эту тусовку: