101 Рейкьявик

Бассейн. Котел, из которого идет пар. Smoking Pot.[422] Это напоминает… Мы не забивали косяк с тех пор, как Лолла затяжелела. Если во время беременности ходить обдолбанным, то весь плод раздолбается. Наверно. Мама в цельном купальнике. Ф-фу! Лолла в бикини. Я предпочитаю смотреть на мамины груди, — наверно, из-за беременности. Я вижу их не в резкости, потому что очки запотели, и чувствую, как меня окружает та же теплая вода, что ласкает ее междугрудие. Может, карапузу удастся их пососать. Лоллино пузо покачивается на середине бассейна. Внутри нее Халлдор Стефанссон. Здравствуй! Вдруг я представляю себе хофийский живот. Вообще, странно, что кому-то не хочется иметь детей. «Если бы все так думали, что бы стало?» Во что бы превратилось наше общество? Наверно, надо просто вправить людям мозги. С помощью рекламы по телевизору и в газетах. Придумать слоган поярче: «Дети: капиталовложение с глазками». Чуть-чуть высовываюсь за террасу, во всю эту запущенную природу. Для нашего Дизайнера тут нашлось бы много работы. Хотя и так неплохо. Правда, тучки можно было бы поднять на небо повыше. Я имею в виду, из-за гор. На горизонте Бёйла — как опилась пойла, а на фоне этого классического пейзажа носятся взад и вперед птицы с какой-то авангардной музыкой.

— Ах, как здесь чудесно, — стонет мама.

— Ага. Освещение хорошее. А что это там за звук? — спрашиваю я.

— Это? Ручей.

— А нельзя его сделать чуть-чуть потише?

Мы лежим в воде до тех пор, пока кожа на пальцах не сморщивается, как изюминки. Похмелье постепенно переходит в жажду. Когда мы входим в дом, мама делает «айриш-кофе». Мы говорим о Стеф-Дизайнере. «Ведь у нас все получится, правда?» Лолла говорит, что он живет один. Бедняжка. «Ему надо это дело поставить на поток», — говорю я. «Какое?» — спрашивают они. «Донорство спермы», — отвечаю я. Они разгорячились от исландской водицы и ирландского кофе, мы смеемся и пророчим ему успех в этой области. «У него так хорошо получается», — пищит Лолла. «Да, он далеко пойдет. У него хорошо выйдет». — «Нет, пока только вошло», — смеется Лоллочка-Булочка.

Потом они засыпают, а я сижу один в фирменной августовской полутьме со свечкой, весь какой-то человечный. В этой безлюдной местности. Преступное молчание. Высовываю нос в серую ночь. Бедные люди, которые тормозились и оттягивались здесь в доцементные века, когда единственная программа, которая ловилась здесь, была — рост мха на лаве. А извержения вулкана им были не по нутру. Я и природа Исландии: Чарли и леди Ди. Я выехал слишком далеко за границы телевещания. Дистанционка работает на расстоянии до десяти метров, а здесь расстояние сто километров. Но я взял ее с собой. На всякий случай. Опять включаю телевизор. Самая популярная на Первой программе передача: неподвижная заставка. Сериал о духовной жизни нашей страны. Святый Кильян — монах в монастыре! Я начал рассматривать сучки на стенах. Но они неподвижны… И это они называют «отдых». Придумал новое слово. «Отдыхать». (Это существительное. По тому же типу, что «благодать», «круговерть» и «муть».) У меня сегодня одна сплошная отдыхать. Я уже дошел до того, что стал читать книгу. «На берегах Бычьей реки» какого-то Стили Дэна. Пустота — как внутри выпитой бутылки. Я тешу себя мыслью, что сейчас скатаюсь в Борганес в бар. За глотком цивилизации.

Время — два часа ночи, а я начинаю помаленьку одолевать темноту на дорожке, ведущей от дачи. Я решил окунуться в жизнь. Вино и женщины. Нет… Я иду по белой полосе, иногда шаря в кустах вдоль асфальта, в поисках женщин. Я не настолько крут, чтобы угнать у них машину. Веселые будни нашего голубого острова. Вечер в пятницу, а я пляшу среди километровых столбов в глуши Боргафьорда. Йесс. Я взял с собой старый желтый плеер: других походных принадлежностей у меня нет, кроме новехоньких деревенских презервативов «extra strong» — на случай, если забреду к кому-нибудь в болото. В правом нижнем углу неба капелюшка света. На «Иксе» Prodigy. Палец в воздухе. Пытаюсь застопить машину. Две машины я сбиваю с толку — каждую новым пальцем — и решаю вместо большого показывать указательный. Сработало. Белая японская с двумя галогеновыми фарами: одна male, другая female.

— До Борганеса не подбросите?

Галогеновые супруги улыбаются. Я, наверно, слишком громко кричу. Вынимаю из ушей Smashing Pumkins. Мне отвечает female. Я назначаю за нее 40 000, хотя толком не вижу, какова картина в ее нижней части.

— До Борганеса, говорю, не подбросите?

— Борганес? Это в другую сторону.

— Ой, правда? А вы куда ехали?

— На озеро Хредаватн.

— Ну. Отлично. Не подбросите меня дотуда?

— Да.

— Лады!

Это, по всей видимости, хронические слушатели радио «Волна»[423]. Эрик Клэптон греет мне зад. И он, и она в безупречных белых костюмах, очень опрятные, но какие-то топорные. Слишком волосатые. Вибраторная пара. Бонни Тайлер (ц. 40 000) и Майкл Болтон. Кажется, в подголовниках и то больше смысла, чем в этих волосатиках. Но я все же уточняю — после нескольких километров:

— А вы женаты или как?