1095

– Приветствую тебя! – произнес новгородец.

– Приветствую тебя, русич! – громким голосом с северным акцентом ответил воин. – Я Эмунд, сын Магнуса. Со мной мой младший брат, Эйрик, и мои гирды. Кто ты и твои люди?

– Меня зовут Тихон. Я гость из Новгорода. Со мной моя дружина. Мы плывем в Киев.

– Вы плывете из Хольмгарда? – переспросил варяг.

– Да, а вы?

– Мы гостили в Киеве, теперь возвращаемся домой, в Сигтуну.

– Вам стоит поторопиться, если хотите вернуться домой до холодов.

– Спасибо за совет. Но мы, скорее всего, останемся зимовать в Альдейгюборге, в Ладоге, – поправился варяг. – В Сигтуну мы пойдем уже весной.

– В Копысе мы видели корабль свевов. Их ярла зовут Олаф Сигурдссон. Они плывут в Бирку и надеются успеть до зимы. Возможно, вы сумеете догнать их.

– Я знаю Олафа… – Ярл обернулся к своим воинам и сказал несколько слов по-варяжски, те ответили ему радостными возгласами. – Благодарю тебя, русич, за хорошие вести! Нам стоит поспешить, чтобы получить в попутчики такого славного викинга, как Олаф. Боюсь только, мне нечем порадовать тебя в ответ. Мои новости будут не самыми лучшими.

– Порой худая весть важнее радостной, – нахмурившись, изрек Тихон. – Говори, ярл!

– Ниже по течению мы видели половцев, они осадили Любеч. Говорят, еще они пожгли Чернигов, и много деревень, и города по Десне. И еще… – варяг на секунду замолчал. – Говорят также, что половцев привел конунг Ольг, сын Святоцлейва.

– Видит Бог, нет хуже вести, чем война, – услышав страшные новости, угрюмо произнес новгородец. – Но все равно спасибо тебе, ярл. Случиться зимовать у нас в Новгороде, мой дом будет открыт для тебя.

– Я буду рад воспользоваться твоим гостеприимством, русич. Приезжай гостить к нам в Сигтуну.

– Благодарю тебя, ярл! Даст Бог, свидимся!

– Удачи тебе, русич! Прощай!

Варяги налегли на весла, новгородцы поставили парус, и скоро корабль свевов скрылся за поворотом реки.

Долгое время после встречи с варягами русичи шли под парусом. Гребцы отдыхали, обсуждая нашествие половцев, последними словами ругали Олега. Тихон, сменивший Щекаря за рулевым веслом, стоял мрачнее тучи. Ратша с угрюмым видом сидел на корме и задумчиво вглядывался во все еще окутанные туманом смутные очертания левого берега Днепра, словно ожидая увидеть спускающихся к воде половецких всадников.

Ближе к полудню, когда солнце поднялось уже так высоко, что стало по-настоящему жарко, пейзаж за бортом стал меняться. Лес на высоком правом берегу Днепра все больше и больше отступал от реки, уступая место возделанным полям, среди которых все чаще стали встречаться села, небольшие верви, и даже на левом, заболоченном берегу иногда попадались рыбацкие деревеньки. В одном из таких поселений, пять-шесть жилых изб, новгородцы бросили якорь.

О половцах здесь еще не слышали. Местные жители занимались рыбной ловлей и охотой, свою вервь покидали редко, и новости стороной обходили их окруженное болотами поселение. Поэтому новгородцы, подгоняемые Тихоном, быстро перекусили, и, не задерживаясь здесь более, продолжили свой путь на юг.

Но уже в следующем селении, где они позднее остановились, большой деревне на правом берегу Днепра, о нашествии знали, а еще позже новгородцы встретили идущую в Смоленск ладью киевских гостей, которые, как и варяги, видели половцев. Кияне рассказали, что кочевники большой силой стоят под Любечем, а отдельные отряды поганых даже переправились на правый берег и осадили Лоев, хорошо укрепленную крепость, стоящую напротив места впадения в Днепр реки Сож.

А вскоре новгородцы и сами увидели следы нашествия кочевников – сожженную деревню на правом берегу и большой столб черного дыма, поднимающийся в небо над пепелищем.

Второй раз за день дружина Тихона, спешно вооружаясь, готовилась к бою. Новгородцы храбрились, разбирая оружие, солнце весело играло на бронях воинов. Но только парус, потеряв ветер, затрепетал тревожно, и как-то особенно тоскливо заскрипели весла, когда ладья повернула к берегу.

Глава 2

Деревня, в которой жили Воица с матерью, стояла на высоком берегу Днепра. Три десятка домов раскинулись над обрывом, а дальше, до самого леса, тянулись огороды, выгоны для скота, пашни.

Самый большой двор, княжьего тиуна Димитрия, стоял особняком у леса и был обнесен высоким частоколом. Здесь останавливались княжьи сборщики, сюда мать Воицы, как и все жители деревни, приходила сдавать оброк, здесь же тиун именем князя вершил суд. Но для Воицы этот двор значил гораздо больше, ведь здесь жила Ждана, дочь тиуна Димитрия, первая и, как он тогда думал, единственная его любовь.

Сам Воица жил вместе с матерью в небольшой полуземлянке над рекой. Отца своего он не помнил, тот умер во время мора, когда Воица был еще совсем маленьким. С тех пор мать растила его одна – храня память об отце, она так и осталась вдовой.