11.22.63

— Да, в общих чертах. У меня есть детальные заметки, сделанные моим другом, который и послал меня сюда. Как-то, когда все это закончится, я расскажу тебе мою историю полностью. Но не сейчас, когда эта зубастая машина все еще работает на полную мощность. Важно здесь вот что: если полиция подвергнет допросу этого парня ранее середины ноября, он покажется им абсолютно невиновным, так как он и является невиновным. — Очередная тень большой массы туч накатились на нас, и на несколько минут на несколько градусов упала температура. — Насколько я могу понимать, окончательное решение он, возможно, не принял вплоть до того момента, когда нажал крючок.

— Ты так говоришь, будто это уже случилось, — удивилась она.

— В моем мире это случилось.

— А какое важное событие произойдет в середине ноября?

— Шестнадцатого числа «Морнинг Ньюс» оповестит Даллас о маршруте кортежа Кеннеди, и в частности вдоль Главной улицы. Осва… тот парень прочитает эту статью и поймет, что машины проедут фактически рядом с тем местом, где он работает. Возможно, он решит, что это ему знак от Бога. Или от привидения Карла Маркса.

— А где он будет работать?

Я вновь помотал головой. Ей опасно было это знать. Конечно, здесь вообще не было ничего безопасного. Тем не менее (я уже это говорил, но это достойно повторения) какое же это огромное облегчение, когда можешь хоть что-то из этого рассказать другому человеку.

— Если бы полиция с ним поговорила, это могло бы его, по крайней мере, всполошить, отвадить от таких действий.

Она права, но это слишком большой риск. Я уже рискнул чуточку, пообщавшись с де Мореншильдом, но де Мореншильд хотел получить нефтяные концессии. Ну и главное, я его так напугал, что он едва в штаны не напрудил. Мне верилось, что он будет молчать. Другое дело Ли…

Я взял Сэйди за руку:

— Сейчас я могу предусмотреть, куда и когда отправится этот тип, точно так, как могу предусмотреть, куда поедет поезд, так как он все время на своих рельсах. Как только я вмешаюсь, все рассыплется.

— А если бы ты поговорил с ним лично?

Абсолютно кошмарное видение вынырнуло в моем воображении. Я увидел, как Ли докладывает копам: «Эту идею мне вложил в голову человек по имени Джордж Эмберсон. Если бы не он, сам бы я до такого никогда не додумался».

— Не думаю, что это также могло бы чем-то помочь.

Поникшим голосом она спросила:

— Тебе нужно его убить?

Я не ответил. Что само по себе уже было ответом.

— И ты на самом деле знаешь, что это должен случиться?

— Да.

— Так же, как ты знаешь то, что поединок двадцать девятого числа выигрывает Том Кейси?

— Да.

— Даже вопреки тому, что все, кто знает толк в боксе, говорят, что Тайгер его уничтожит?

Я улыбнулся:

— Ты читала спортивные разделы в газетах.

— Да, читала. — Она забрала у меня изо рта травинку и положила ее себе в рот. — Я никогда не была на боксерском матче. Ты меня поведешь?

— Это не совсем живое шоу, ты же знаешь. Просто прямая трансляция на большом телеэкране.

— Я знаю. Ты меня поведешь?

9

В Далласском «Аудиториуме» в тот вечер, когда проходил поединок, было немало красивых женщин, но Сэйди получила свою долю восхищенных взглядов. Она тщательно загримировалась для этого события, хотя даже самый лучший грим мог лишь минимизировать раны на ее лице, но не спрятать их целиком. Весьма кстати оказалось ее платье. Платье гладко облегало линии ее тела и имело глубокое декольте.

Идеальным приложением стала шляпка-федора, которую ей одолжила Эллин Докерти, когда Сэйди поделилась с ней, что я хочу взять ее на боксерский поединок. Шляпка была почти точно такой же, как та, которая была на Ингрид Бергман в финальной сцене фильма «Касабланка» [616]. Беззаботно посаженная на голову, эта шляпка чудесно подчеркивала лицо Сэйди… ну и, конечно же, сдвинутая на левую сторону, она отбрасывала треугольник глубокой тени на ее истерзанную левую щеку. Это было эффектнее любого грима. Когда Сэйди вышла из спальни на смотрины, я сообщил ей, что она просто прекрасна. Выражение облегчения и искорки возбуждения в глазах подсказывали — она поняла, что я сказал это не просто, чтобы ее утешить.

На дорогах в направлении Далласа было не пропихнуться, так много ехало туда машин, и когда мы заняли свои места в зале, уже шел третий из пяти боев — большой черный боксер и еще больший белый неспешно трамбовали один другого, а толпа подсвистывала. Не один, а четыре огромных экрана висели над полированным деревом площадки, на которой во время баскетбольного сезона играли (плохо) «Даллас сперз». Трансляцию обеспечивала система заэкранных проекторов, и хотя цвета были блеклыми — почти элементарными, — четкость картинки была безупречной. На Сэйди это произвело впечатление. По правде говоря, на меня тоже.

— Ты нервничаешь? — спросила она.

— Да.

— Даже не смотря…