-11 как личный рекорд (СИ)

      Филипп, не поморщившись, сразу отпил половину - ну наконец-то, а то будто в секте все это время находился. Он и вообще никогда не прочь был выпить в хорошей компании, а сейчас вроде бы как собралось действительно неплохое общество.

      Открыли шпроты - запах копченой рыбы разнесся по всей палатке. За столом послышалось хихиканье, а потом густой гогот: лица мужиков раскраснелись. Дед Макар, быстро захмелев, начал растапливать печку, аргументируя это тем, что вечером на такое уже никто не будет способен, и ночью они все непременно продрогнут.

      Слава не участвовал в общем веселье. Он сидел на постели, не разуваясь, обхватив колени руками и терпеливо ожидая своей участи. Он понимал, что суд Линча непременно произойдет. Слава уже был согласен взять на себя вообще все дежурства, лишь бы его и пальцем не тронули. Не тронут ведь? Двадцать первый век, цивилизация, в конце концов! Ему, тепличной розе, было невдомек, что слово «цивилизация», жажда наживы и это место буквально самоликвидировали друг друга.

      В обычном обществе живут по закону, в тюрьме - по понятиям, а здесь, в узком кругу людей, нужно было существовать по совести. Игры в избалованного ребенка, которому все доставалось по первому щелчку пальцев, остались там, в столице. Сейчас он должен был ответить за себя, за глупый поступок и наглую ложь.

      Филипп быстро захмелел, водка его умиротворила. Словно на ухо шепнула: «Ты чего? Эй! Этот мужик очень далеко, ты вернешься еще не скоро. А за это время наверняка успеешь найти свой клад. Шорох, Ш-ш-шорох... все будет хорош-ш-шо...» Ему стало жарко. Он расстегнул далеко не свежую рубашку и начал обмахиваться ее полами. Щеки запылали румянцем.

      Но жарко стало не только Филиппу.

      - Бабу хочу! - Глеб стукнул по столу с такой силой, что из консервной банки плеснуло вонючее масло. Маленькие глазки его недобро блеснули. Если допустить на мгновение, что блеск и запах можно сравнить, да-да, сравнить абсолютно разные понятия, - чем черт не шутит! - то по своей омерзительности масляный блеск этих ставших похотливыми глаз был схож с отвратительным, тошнотворным благоуханием рыбы.

      - Да где ж ты ее возьмешь, бабу-то? - подал голос Степан. - Баба тут одна и то жена начальника. И старая, - добавил он, сделав крупный глоток из кружки.

      - А давайте сделаем свою, красивую и молодую. - Глеб заговорщически подмигнул куда-то в пустое пространство.

      - Если что, я могу поддержать и подержать. - Родион будто и не захмелел, только взгляд стал угрюмым, тяжелым и угрожающим.

      - Это как? - поинтересовался Степан.

      - А так. - Родион обернулся к Ярославу, продолжавшему играть в молчанку. - Машка, а Машка! Готова за золотишко-то рассчитаться?

      Жуткий смысл фразы крупными ядовитыми муравьями начал доходить - Слава в недоумении вытянул шею и раскрыл рот, не находя подходящего слова на это.

      - Так, надо пойти кастрюлю помыть. - Дед Макар как-то очень поспешно поднялся из-за стола. Его чуть-чуть заштормило, но он собрался с силами и все-таки нашел выход на улицу. Он соврал: все кастрюли были чистыми.

      - Да пошли вы! Пошли вы! - вскричал Славик, вскакивая с постели и тоже намереваясь сбежать.

      Родион настолько ловко подставил подножку, что Слава тут же глупо и больно растянулся прямо возле стола. Он сильно ударился о землю подбородком, даже в ушах зашумело от удара.

      - Лежать! - рявкнул Родион, седлая его и опытной рукой приставляя нож к нежному горлу.

      - Что вы творите?! - Филипп еле приподнялся. Водка «дала» по большей части не в голову, а в ноги: чтобы не упасть, он ухватился за край так называемого стола - деревянный настил «поехал» на него, потому что одна из чурок, выполнявшая роль ножки, упала, как подкошенная. Филипп поднавалился всем телом, чтобы удержать столешницу - еще одна чурка пошатнулась.

      Степан, сидящий с другой стороны, успел поддержать накрытую «поляну», а Глеб - поставить чурки на место.

      - Я, пожалуй, тоже пойду, - грудным голосом произнес Степан. - Что-то замутило меня чуток.

      - Чича! - Филипп преградил собой дорогу, раскинув в стороны руки. - Ты что?! Они же его...

      - Филя! Помоги! - заскулил Славик, пытаясь приподнять голову - лезвие больно впилось в шею прямо под кадыком. Он едва не задохнулся от ужаса. Пот проступил на висках от жуткой перспективы стать «Машкой» ради чьей-то забавы.

      - Пусть Главный решает. - Степан остался непоколебим, рукой-кувалдой отодвигая в сторону мельтешащего перед ним Филиппа, и вышел.

      - Да чтоб тебя! - Филипп был возмущен до глубины души. Да, Родиона выбрали главой артели с тем, следил за порядком. Да, за воровство полагалось наказание, но ведь не такое! Ох, как же бешено колотилось его горячее сердце! Он ненавидел чрезмерную жестокость, всегда заступался за слабых: в школе, во дворе и в хабзе. Не раз он огребал от более сильного противника, огреб и сейчас, потеряв всякую бдительность, а заодно и Глеба из виду, рухнув от сильного удара по затылку. Перед глазами сразу все потемнело.

      Глеб отбросил в сторону лопату. Хорошо, что еще череп не проломил: Филипп уж точно в рубашке родился.