11 сентября

— Мой друг. В молодости мы вместе ездили по Мексике. Он обещал, что мы встретимся, и даже назначил мне свидание. Но потом забыл или не смог. А почему ты спрашиваешь?

— Я долго думала, что он мой папа, — произнесла Варя с нежностью. Моей маме он тоже назначил час и тоже почему-то не пришел.

— Мужчины, как правило, легкомысленны и необязательны, — сказала женщина заботливо и жестко, будто говорила с дочерью. — А такие девочки, как ты, часто мечтают о других папах. Ты голодна?

Еще больше, чем есть, ей хотелось выпить чего-нибудь крепкого, однако попросить об этом у Кэролайн она постеснялась.

Варя заснула, прежде чем успела донести голову до подушки, а женщина не ложилась долго. Она смотрела на спящую Варю, разглядывала ее лицо и форму ушей, щупала пульс, а потом сидела за компьютером и пила кофе.

Луна над домом поднялась в зенит и охватила неверным светом всю местность. Сквозь высокие окна свет проникал в залу, ложился на изваяние африканских божков, озаряя страшные маски из красного дерева и слоновой кости, рога, тамтамы и чучела птиц. Лунный свет играл на всем побережье с его высокими городами, лесами, озерами, дорогами, мостами и шпилями церквей. Дальше на запад небо было закрыто пеленой циклона, над океаном уже начиналось утро, но здесь был тот час ночи, когда наступало время масок.

Кто-то тронул Варю за руку. Она открыла глаза и увидела Анхеля. Он смотрел на нее с укором. Как Петя с фотографии на поминальном столе. И по лицу у него текла кровь.

Беглянка закричала и повалилась на пол. Ее крик слабо звякнул в верхней комнате, прокатился по этажу и толкнул неплотно закрытую форточку, его подхватил ветер, распахнул дверь в нижнюю залу, качнулись маски на стенах, зазвенели стеклянные и металлические фигурки, звякнули африканские рожки и австралийские барабаны, весь музей Кэролайн Пирс пришел в движение и разбудил хозяйку.

Она шикнула и быстро успокоила свои экспонаты, торопливо поднялась по скрипящей лестнице и увидела лежавшую на полу ночную гостью.

«И все-таки кто-то хотел сделать тебе плохо», — пробормотала Кэролайн, трогая ее пульс.

Повелительница масок попыталась привести девушку в чувство, но Варя лежала неподвижно. И так же неподвижно висели на стенах маски и чучела. Кэролайн сдула с лица мешавшую ей прядь рыжих волос, сняла трубку и вызвала врача.

Глава восьмая Форс-мажор

Иван Андреевич Бенедиктов, приглашенный профессор Бостонского университета, использовал свое американское время с умом и толком. Он написал несколько статей по диалектам и обрядам индейцев южной Боливии, успешно выступил на трех международных конференциях, составил два словаря, прочел курс лекций в Ойохе, объездил всю Америку от Флориды до Аляски, восхитился природой этой страны и даже стал подыскивать местечко, где можно будет купить собственный дом, колеблясь между Минессотой, Вашингтоном и Меном. Его повсюду приглашали, обещали со временем tenure* в Беркли или Йеле, а пока что семья Бенедиктовых перемещалась по Америке, останавливаясь в гостиницах, мотелях, гостевых домах, профессорских общежитиях и викторианских «bed-and-breakfast».** Антонина, с лица которой все годы, что она жила в Америке, не сходило настороженное выражение колхозницы, приехавшей в город за покупками и уверенной, что все кругом жулики, занималась семьей. Она научилась водить машину и объяснялась по-английски, воспитывала сына в строгости и простоте, терзаясь материнской и христианской виной перед дочерями, у которых, по ее разумению, жизнь не складывалась, но не роптала, ибо понимала, что именно за это был отнят у нее муж. А между тем выдернутый, как гриб, с шатурского огорода Бенедиктов, снова объявившийся в ее переменчивой судьбе тогда, когда она его не ждала, в роли очень важной персоны, смотрел на положение семейных дел своей супруги снисходительно. Все волнения Антонины он отвергал с мужской пренебрежительностью и легкомыслием. Обе его падчерицы сумели найти место в американском мире: старшая делала карьеру у баптистов, младшая рожала детей мужу — офицеру американских вооруженных сил, который вежливо раскланивался со странным русским профессором, в душе его легонько презирая, как презирал всех профессоров, а уж тем более иностранных, и даже не подозревал, что своей стремительной карьере и назначением в Пентагон был обязан малахольному тестю, обронившему что-то поощрительное о зяте в разговоре с Реем Райносеросом.