111 симфоний

Финал начинается тоже нетрадиционно — с глубокого раздумья. Монологи солирующих духовых сменяют друг друга. Постепенно внутри медленного вступления формируется будущая тема финала. Вначале звучание ее вопросительно, неуверенно. Но вот, наконец, она, приободрившись, вступает в свои права — как утвердительный вывод после долгих сомнений. Все еще может быть хорошо. “Отдаленный трубный сигнал дает начало главной теме финала, воздушно легкой, стремительной, журчащей веселыми весенними ручейками” (Г. Орлов). Моторная живая тема постепенно становится все более обезличенной, побочная партия не составляет ей контраста, но продолжает общий поток, еще более набирающий мощь в разработке. В него вплетается тематизм скерцо. Все обрывается на кульминации. После генеральной паузы слышится тема-автограф. Она больше не уходит: звучит после репризы — становится определяющей и в коде побеждает.

Симфония № 11

Симфония № 11, соль минор, ор. 93, “1905 год” (1957)

Состав оркестра: 3 флейты, флейта-пикколо, 3 гобоя, английский рожок, 3 кларнета, бас-кларнет, 3 фагота, контрафагот, 4 валторны, 3 трубы, 3 тромбона, туба, литавры, треугольник, малый барабан, тарелки, большой барабан, тамтам, ксилофон, челеста, колокола, арфы (2—4), струнные.

История создания

В 1956 году состоялся XX съезд безраздельно правившей в стране коммунистической партии. На этом съезде впервые было сказано о преступлениях Сталина. Казалось, что теперь жизнь переменится. Повеяло духом свободы, пусть еще весьма относительной. Переменилось и отношение к творчеству Шостаковича. Прежде порицаемый, считавшийся столпом антинародного искусства — формализма, теперь он меньше подвергается критике. Появляется даже статья, которая несколько лет назад была бы немыслимой. Видный музыковед И. Нестьев пишет: “В последние годы у нас имело место куцее, мещанское представление о творчестве Д. Шостаковича... Малоубедительно выглядит убогая схема, согласно которой Шостакович всю жизнь “перестраивался”, как солдат на учении: по этой схеме оказалось, что композитор сперва впал в формализм (“Нос”, Вторая и Третья симфонии), затем “перестроился” (Пятая симфония), затем снова впал в формализм (Восьмая симфония) и снова “перестроился” (“Песнь о лесах”). Некоторые противники Десятой симфонии и Скрипичного концерта уже чаяли нового повторения привычного цикла, напоминающего температурную кривую при тропической малярии...” К счастью, эти времена кончились. Однако писать все, что было на сердце, открыто, прямо выражать свое мнение было по-прежнему опасно. И продолжали появляться произведения “с двойным дном”, с подтекстом, который каждый мог понимать по-разному.

Наступал 1957 год — сорокалетие советской власти, которое требовалось отмечать пышно и торжественно. По-прежнему официальное искусство готовило к юбилею свои подарки: произведения, воспевавшие режим, славящие КПСС — “руководящую и направляющую силу”. Шостакович не мог не откликнуться на эту дату: несмотря на все изменения во внутренней политике, ему бы этого не простили. И появляется странная симфония. Имеющая программный подзаголовок “1905 год”, она была создана в 1957 году. Формально написанная к сорокалетию советской власти, она посвящена, даже в полном соответствии с программным заголовком, отнюдь не воспеванию “Великого Октября”. Шостакович обращается к той же теме, которая волновала его всегда. Личность и власть. Человек и античеловеческие силы, ему противостоящие. Скорбь по безвинно погибшим. Но теперь, и в соответствии с программным замыслом, и под влиянием времени, вернее — потому, что время само вдохновило на такой замысел, — симфония зовет к противодействию, к борьбе с силами зла.

Исполненная в Москве 30 октября 1957 года под управлением Натана Рахлина, симфония, впервые после Первой, вызвала единодушное одобрение критики. Но, по-видимому, не случайно зарубежные критики услышали в ней треск пулеметов, грохот пушек... Этого не было на Дворцовой площади 9 января 1905 года, но это было совсем недавно в Венгрии, где в 1956 году советские войска “наводили порядок”, подавляя порыв венгерского народа к свободе. И содержание симфонии, как всегда у Шостаковича, оказалось — бессознательно ли? — значительно шире объявленной официальной программы и, тоже как всегда, глубоко современным (об этом пишет, в частности, один из самых интересных исследователей творчества великого композитора Генрих Орлов).