Я снова лег и провалялся еще час. Мысли в голову лезли всякие. В три часа ночи я снова сел за компьютер и решил почитать про биографии членов нынешнего Триумвирата. Время для подобного чтива самое подходящее. Чем, скажите на милость, еще заняться?
Если коротко, то правящий Триумвират уже несколько лет состоит только из мужчин. Такое случается, бывали и чисто женские Триумвираты. Ну так вот, в теперешний входят Дитер Кох, Евгений Калиновский и Маркус Сальвадоре. Все с интеллектом выше 200. Кох — известный математик и выдающийся шахматист, Калиновский — писатель-гуманист, даже я читал пару его книжек в мой прошлогодний затворнический период, Сальвадоре — социолог, автор какого-то немыслимого количества работ.
И чего рискованного Тео разглядел в этой компании? Как я ни бился, никаких зацепок разглядеть не смог. Может, правда, мозгов не хватает.
К утру я наконец уснул. И снилась мне, что не может не радовать, Камила, а не Триумвират в полном составе.
Проснулся я разбитым, недовольным и с единственной мыслью — поскорее снова ее увидеть. Месяц — это невыносимо долго.
Мое желание исполнилось. Мы с Камилой увиделись уже через неделю, правда, при таких обстоятельствах, которых я никогда не желал.
О том, что в новостях, за неимением раньше такого понятия, назвали актом устрашения, я услышал примерно через неделю в кабинете Константина. Я в тот вечер задержался почти до девяти и был очень удивлен, когда запыхавшийся сотрудник нашей службы безопасности нашел меня за обходом одного из ангаров и потребовал немедленно бежать к шефу.
Что Константин делает в такое время на работе? Он, будучи человеком семейным, редко задерживался дольше семи. Это потом я узнал, что шеф в тот вечер специально вернулся.
У него в приемной, несмотря на поздний час, были какие-то незнакомые люди, молчаливые и угрюмые. Стоило мне появиться, как меня сразу отправили в кабинет.
Константин был не один, по правую руку от него сидел сухой высокий мужчина лет сорока с орлиным носом и цепкими глазами. Напряжение ощущалось просто физически.
— Это Эрик Скрам, — представил меня шеф.
Похоже, мне личность его гостя знать не полагалось. Тот кивнул.
— Эрик, десятого февраля, в пятницу, ты во время разбора заброшенного ангара номер семь обнаружил в нем ящик с бутылками. Верно? — спросил Константин, глядя на меня своим тяжелым серым взглядом.
— Да, — подтвердил я. — Я, правда, не помню, какого точно числа это было, но могу проверить.
— Я уже проверил, десятого февраля, — отмахнулся Константин. — Соответственно, в понедельник, тринадцатого февраля, ты сообщил об этом мне, но ящика в ангаре уже не было.
Я кивнул.
— Ты сказал, что в бутылках был алкоголь. Верно?
— Да. Самодельный алкоголь, — снова подтвердил я, гадая, что же тут происходит.
— Почему ты решил, что в бутылках самогон? — спросил Константин.
— Ну, не знаю, — я пожал плечами, — а что еще это могло быть? Бутылки без этикеток, прозрачная жидкость. Но, честно говоря, я не проверял.
Мне впервые пришло в голову, что в бутылках могло быть что угодно — от воды до бытового растворителя, а я, совершенно не разобравшись, бросился обвинять Пика.
— Я не вскрывал бутылки, может, это был и не алкоголь, — честно признался я.
— Маслянистая бесцветная жидкость, бутылки тщательно упакованы? — впервые заговорил гость Константина.
Голос у него оказался скрипучим и неприятным.
— Упакованы они действительно были очень тщательно, — вспомнил я, — полно тряпок было напихано. А вот насчет маслянистости не скажу — я не взбалтывал бутылки.
— Это хорошо. А то взлетели бы вы на воздух всем складом, — мрачно заметил носатый.
— Почему? Что это было? — я посмотрел на Константина.
— Есть серьезные подозрения, что нитроглицерин, — ответил тот.
— Нитроглицерин?
Я помнил из курса химии, что это что-то такое из древних рудных промыслов, что взрывается. У меня вспотели ладони.
— Как такое опасное вещество могло оказаться на нашем складе? Откуда оно к нам приехало?
— Помниться, ты решил, что ящик принадлежит Пику Чейну. Почему? — и взгляд, и голос Константина стали еще тяжелее.
— Я подумал, что он продает самогон, чтобы заработать денег на печать своих дурацких листовок, — я прикусил язык, вспомнив, что про листовки Константину не говорил, — и Пик как раз выходил в смену в выходные, мог забрать ящик. Но раз это был нитроглицерин, то, может, я и ошибся. Зачем Пику могла понадобиться такая дрянь?
— Несколько часов назад в секторе Б взорвали художественную галерею, там проходило открытие выставки. Как раз при помощи нитроглицерина взорвали. Погибли десятки человек, сотни раненых. Как ты, наверное, понимаешь, все граждане секторов Б и В.
— Погибли? Но кто это сделал? Зачем? — услышанное у меня просто в голове не укладывалось.
— Вероятно, это «Голос» провел акт устрашения, — проскрипел носатый гость.
Нет. Такого просто не может быть. Чтобы кто-то решился убить ни в чем не повинных людей просто так? Ради каких-то там идей? И чего они этим хотят добиться?
— Думаю, очень скоро мы услышим их комментарии, — словно прочитал мои мысли Константин.