— Ничего нет лучше горечи Dalmore[2] во рту.
Они немного помолчали, глядя на огонь.
— Ты передумал? — спросил Ричард осторожно. — Я о Нуре.
Итан тронул переносицу, часто заморгал, но кивнул:
— Пока… пока да. Не время сейчас, ты прав. Что насчёт бумаг?
— Завтра в офис приедет проверенный человек. Присоединишься?
— Нет. Не знаю.
— Это не обязательно. Не переживай.
— Хорошо. Спасибо.
Мужчина услышал это и притих. Застыл с сигарой в руке, вспомнив слова поганца Дивера.
Итан настолько был сломлен, что благодарил его. Благодарил. После всего, что случилось. После вранья, тайн, после всех этих лет недопонимания… как ни в чём не бывало и от сердца.
— Прости меня. — выдавил Ричард судорожно. — Я… я виноват. Знаешь, мы так боимся совершить большую ошибку, что совершаем мелкие, более трагичные.
Итан не смотрел на него. Смотрел перед собой… сидел и видел себя — того маленького девятилетнего мальчишку, играющего с конструктором у камина.
— Ты так сильно любил её, — только лишь задумчиво проговорил он. — Как ты с этим справился?
— Я и не справился. Держу это здесь… — тронул Ричард свою грудь. — Это просто нужно пережить.
— А как смог?
— Даже не знаю. Но было ужасно трудно. А потом появилась Оливия и… Кстати, — отец посмотрел на сына и грозно прищурился. — Ещё раз обидишь её, мы очень сильно поругаемся. Понял?
Итан взволнованно задышал и взглянул на него в ответ:
— Она рассказала тебе?
— Что она рассказала мне?
— Ээ, ну… что-то.
— Ничего она мне не рассказывала. Я просто прошу тебя.
— А-а… — с облегчением протянул Итан. — Хорошо. Да, больше никогда, обещаю.
— Так-то. — одобрительно кивнул Ричард и сунул в рот сигару. — Она любит нас — придурков, нужно это ценить. Она не мать тебе, но…
— Мать. — поспешил уверить его парень. — Мама. Вторая, самая настоящая.
— О, — удивлённо округлил глаза тот. — Можно я ей об этом скажу?
Итан прыснул… даже растрогался. И кивнул. А потом спросил, попросил рассказать о том, как они познакомились и Ричард поведал необычную, забавную историю своего покорения.
— Мы с тобой уже тогда остались вдвоём, без мамы. Пару месяцев… а может месяца три, точно не помню. Грустно было. И вот, я улетел на очередную встречу, вернулся уставшим, нервным. У нас в здании фирмы был небольшой косметический ремонт… мой кабинет тоже красили — пару стен. Был вечер… я голодный, злой, захожу, а там всё накрыто целлофаном, воняет краской и девушка на лестнице в респираторе, размахивает валиком на палке. Кругом брызги, банки, а на моём столе… Я в ужасе вижу всё это и смотрю на стол, на котором важные договора! Ёп…
Отец вцепился себе в волосы и изобразил ужас.
— Я так орал, ты бы меня слышал.
Итан засмеялся. Прекрасно представил.
— Она напугалась, даже чуть не упала с этой своей хлипкой стремянки. Я велел ей проваливать, возвращаться через час, а сам бегом проверять всё ли уцелело, и не заметил, как она спустилась и сбежала в испуге.
Короче, с бумагами всё оказалось в порядке. Я уехал. Вернулся на следующее утро, открываю двери и просто охереваю — на всю новёхонькую стену жирно, красной краской намалёвано «Козёл»!
— Да ладно! — смеялся Итан. — Офигеть…
— Да! «Козёл»! О, нет слов, что было после… Я уволил секретаршу. Потом принял обратно, конечно, извинился, но я уволил её и всех, кто попался тогда на глаза.
Я неделю сидел за столом и пялился на эту надпись. Не мог поверить… Это я-то?! Я?
Ну, в принципе, она, возможно, в чём-то и была права, но… Никто никогда мне не говорил это в лицо!
Признаюсь, мне стало стыдно. Я поехал в это самое агентство, хотел извиниться. Стал объяснять в приёмной, кто именно мне нужен, но барышня так и не поняла и позвала хозяйку. И представь, кого я увидел? Хозяйкой оказалась та сама девушка! Я узнал её по испуганным глазам. Она и сейчас испугалась, решила, что я приехал разбираться.
Не дала мне и слова сказать, стала прогонять… сказала, чтобы я не тратил время, а подал в суд, если хочу. Сказала, что ни за что на свете не станет больше работать со мной, ни за какие деньги, и ничего не будет исправлять.
И вот она кричит на меня, машет руками, а я стою и думаю, какая же она красивая…
«Не хотите кофе?» — спрашиваю, как полный идиот. Она удивлённо уставилась на меня. А потом послала к чёрту. — Ричард замолк… и улыбнулся. — Она меня до сих пор посылает. Никто не умеет делать это так, как делает она.
Я вышел тогда на улицу… помню чувство обиды. Она обидела меня… Меня! Я, правда, расстроился. И тут оглядываюсь по сторонам, смотрю, на углу «Макдоналдс»[3]. Ну, я пошёл и… — он усмехнулся и подмигнул сыну. — Я, может, и хам, конечно, но умею вовремя это правильно признать. Я вернулся с двумя стаканами. На одном было написано «самая сердечная в мире», на другом — «козёл». Она так смеялась. Сразу меня простила.