12 дней Сюзанны

Хорошо быть пожилой дамой, люблю себя старую. Так часто ловлю себя на этом, возможно, я ею всю жизнь и была, просто скрывала возраст. Реально, если жизнь, большая её часть, прожита более или менее осознанно, то легко в конце. Естественно и легко. Я это сама себе доказала. Удивляюсь, как может однажды накрыть спокойствие и так до самой смерти и оставаться внутри. Но, может, это только кажется, и я давно свихнулась, а все вокруг этого не замечают, так как сконцентрированы на себе. Какое им дело до моего уровня нормальности?

Ом Шанти Шанти Шанти. Кроме редких откровений, моя голова пуста, как глубокий колодец. Она пуста наполненностью, она полна эфира, а, значит, пустота её это её всё. Там нет места чему-то ещё. Звучит мантра, или просто тихо. Там всегда утренняя прохлада пяти утра. Почти всегда. Там ясно от рассвета знания и мудрости, и там темно из-за старости, и пространство переполнено опытом, внутренними ресурсами.

Я молчу в шумных разговорах. Обычно атмосфера вокруг меня такая, что всё ждёт моей меткой фразы, а потом взрывается. Хохотом. Все знают мою манеру полного молчаливого участия в процессе. И все ждут моё резюме, анализ происходящего в ёмком выражении, типа: «Теперь понятно, почему всё так!» Я же могу сидеть в кругу любимых людей и просто наслаждаться тишиной. Но если хочется, могу всю тишину распустить на потеху. Определённо, в эти моменты, я – выжившая из ума старуха, и мне об этом милостиво не сообщили. Смело и дерзко им это заявляю, а они смеются так, что и не поймёшь, это значит «да» или «нет».

– Я уже и не помню, почему не ем мясо. Может, забыла, что такой продукт существует. Старикам допускается чудить, а вот вы все психи, – заключаю я их горячий разговор, и они впокатуху. – А что смешного я сказала?

А Петя выдал такое, что все замолчали:

Ты твердишь, чтоб сделать мир добрей,

Нужно людям всем объединиться…

Здесь под нож пускают матерей,

Страх и смерть написаны на лицах!

– Простите, мне тут вспомнились стихи одного поэта, – говорит. – Просто недавно видел их на стене на бумаге помятой написанные. Запомнились. Там ещё было: «Здесь коров отводят на убой, значит, это проклятое место». Представляете, шёл на рынок месяца три назад в мясную лавку в Париже, и там висело рядом со входом, издалека понял, что по-русски что-то, подошёл и даже выучил. В голове как фотоснимок отпечаталось. Потом сняли, будто и не было, а я вот увидел. Странно вообще, что он там оказался, этот листок, как будто ради меня. Я больше не хожу в ту лавку. Да и не ем мясо «матерей»… С тех пор, никакое не ем…

Семья

– Ну, так ты это молодец, вовремя, – поддержал Серджио. – А то тут у ноннины тебе всё равно пришлось бы на посту свой отпуск проводить. А ты уже подготовился. В её доме мясо не бывает, потому что у неё мясной «склероз», она не помнит, что оно существует. – Все выдохнули улыбками.

Наше сегодняшнее собрание в этот раз окрашено присутствием моего внука, и все ведут себя чуть более внимательно к деталям, хотят уловить, что он знает обо мне, как реагирует, как ко мне относится.

Что он сможет взять у меня? Изменится ли его судьба? В какую сторону он пойдёт, воспользуется ли советами, спросит ли их? Я переполнена тем, что могла бы ему дать, он – свободный сосуд, но с прикрытой крышечкой, потому что мы едва знакомы. Понимает ли он, что приехал не просто в гости, что здесь станция по отправлению его в мир сознательной жизни?

Видит ли он, что эта встреча не пройдёт для него бесследно? Что он вообще понимает? Видит ли он, как зыбко мерцают эти белые стены? «Лагают», как говорил сын в детстве, увлекшись компьютерными играми. Видит ли, что эта листовка у мясной лавки – лишь маленький знак перемен на его пути? Кто его вообще воспитывал? Няни, гувернантки-француженки, слышал ли он в своей жизни разговоры о сути жизни, видел ли людей в поиске истины? Или он был примерным мальчиком, учился на журналиста, играл всю жизнь на скрипке и вот приехал к «бабке Яге», Сюзанетте, к «астрологу Сьюзи», к почтенной даме в летах, что язвительно молчит? Не инициированный ещё юнец.

Я его впервые вижу во взрослом состоянии. Смотрела как-то его детские фотографии – в интернете, в группе семьи, выкладывались пачками (когда я ещё входила в эти «уничтожающие жизнь чаты»).

И вот он передо мной, так неожиданно быстро вырос и приехал сразу мужчиной. Когда-то писал мне письма – по старинке, на бумаге, в конвертах с марками. Я отвечала. Много писал о том, как он учится и как занимается созданием генеалогического дерева. Он сам решил и приехал сам. И сам виноват, если что. Он свежий пластилин и ещё мало знает свою бабушку. Которая скрывает пока от него даже то, что она ему не бабушка…