12 друзей Евы

«Что? Да ты эгоист! Ты не подумал обо мне? Ты подумал только о себе, как бы утешить себя пребыванием со мной! А что будет со мной?! Как мне с этим жить?! Жить дальше?! Ты слышишь себя?!» – я кричала в душе, но не произнесла ни звука.

– Это всё из-за меня…

Я опустила глаза и прижалась лбом к его груди.

– Ну когда ты повзрослеешь?

Он улыбнулся, и мне стало не выносимо. Я не смирюсь! Я сейчас же пойду к доктору и скажу, чтобы он отвёз Якуба на операцию. Ведь всё было готово! Пару дней ничего не изменили. Я встала на ноги.

– Куда ты?

– К Гжегожу. Он должен скорее отвезти тебя в больницу. Тебе сделают операцию, и всё будет хорошо.

– Ева…Эта операция стоит кучу денег. Гжегож еле-еле выбил мне бесплатное место. Знаешь сколько таких как я? Вместо меня уже сделали операцию кому-нибудь другому.

– Что за наглость?! Как они могли положить под скальпель другого?! Что за варварство?! Как можно так распоряжаться чужими жизнями!

– Стоп, Ева. Лучше скажи, что передать твоему отцу. Я надеюсь встретить его, и сказать спасибо. За тебя.

Я зарыдала на его груди.

Каждый день проходил так быстро…Мы проводили всё время вместе. Нас никто не донимал, никто не мешал нам быть друг с другом. Всё ушло в прошлое. Потери, неудачи, боль. Ничего этого больше не было. Я знала, что не смогу без него жить, и всё обдумала до мельчайших деталей.

Я знала, что Гжегож позволит мне проститься с Якубом. Ещё до его смерти, я написала своё прощальное письмо.

Шли дни, секунда за секундой, и я знала, я чувствовала, что его последний день близок.

Мы по обыкновению лежали в саду. На улице было холодно, но здесь стояли обогреватели. Аромат роз опьянял нас. За последние две недели мы почти не выходили из сада. Его плечи стали ещё острее за эти две недели, и глаза больше.

Мы лежали и разговаривали. Обнимались. Были моменты нежности и возбуждения, когда мы целовались. На большее у нас не хватало сил, да и надобности в этом не было. Мы наслаждались запахом друг друга. Я знала, что его последний день станет последним и для меня.

Мы лежали и говорили о небе, о звёздах, о космосе, о вечности. Я не могла надышаться им, я была счастлива. Мы набрали книг из библиотеки. Он читал мне стихи. Я заметила, что речь его становится медленнее и вдруг совсем прервалась. Я испугалась. Якуб уснул. Я осторожно сняла его руку с моего плеча и встала. Я сходила за письмами, которые он писал мне. Я села перед ним и стала перечитывать. Якуб проснулся, скорее всего от моих всхлипов.

– Что ты читаешь там?

– Твои письма.

Он достал из под скамейки коробочку и вынул от туда письма. Мои.

– Прочтёшь мне их? Хочу услышать их. С теми чувствами, с какими ты мне писала их.

Я села, опёршись спиной на скамейку. Якуб положил голову мне на колени. Письма были прекрасно сохранены и уложены по порядку. Сверху было самое последнее, снизу – самое первое. Я начала читать.

Я прочла несколько писем, и невольно заплакала. Якуб погладил меня по щеке и поцеловал мою руку.

– Продолжай.

«В вишнёвых садах прекрасные соловьи перепрыгивают с ветки на ветку. Но один соловей сидит на одном месте, он ждёт кого-то.

О, соловей! Позволь мне стать той, кого ты ждёшь!

Напои меня вишнёвым нектаром,

Согрей своими пёрышками,

Дай мотыльку сгореть в вишнёвом огне!

Я мотылёк, безнадёжно влюблённый в соловья!

Помани меня к себе, убей одним взмахом крыла, но позволь хотя бы на миг ощутить твоё тепло.

И мне не страшно будет сгореть в огне вишнёвого сада.

И мне не страшно будет попасть в клюв к соловушкам, которые жаждут твоей любви.

Дай сделать хоть глоток из чаши, сотворённой твоей любовью и нежностью.

Спаси меня, соловей! Спаси моё сердце – убей мотылька своей любовью!»

Я не прекращала плакать. Это было последнее письмо, и на него он не дал ответа.

– Якуб, ты спас моё сердце. Теперь мне не страшно будет умереть. Слышишь? Я ощутила твою любовь. Пусть это был лишь миг, но я была счастлива. Якуб!!! Якуб! Якуб…

Нет. Его уже нет. Те глаза, что возбуждали волновали меня одним морганием, навечно застыли.

Якуб… Поляк из Вроцлава. Он так и не рассказал мне, что это за город.

Мой последний день.