12-й Псалом сестры Литиции

И кто после этого извращенец?!

Кстати, они бреют еще что-нибудь?

Черт. Я так до дембеля не доживу!

– Вас вызывает настоятельница Аврора! – кричит девушка, отмахиваясь от моих объятий.

Аврора – это Заведующая монастырем столетняя старушка. Сущая мать Тереза. Только соображает помедленнее. После каждого происшествия она отчитывает меня, как своего сына. Вернее, дочь. И так же безрезультатно.

– Всегда я к вашим услугам, – всё-таки умудряюсь чмокнуть прелестницу в щечку, от чего Симона возмущенно ахает и бессильно оседает на мою кровать. Просто поле несорванных ромашек.

И почему я без своей волшебной палочки?! Такую Алохомору бы ей наколдовал!

– Сам дойду, не трудись, милая.

И добавляю контрольный поцелуй в носик. Это позволяет покинуть келью и пройтись по монастырю без конвоя. Даже не теряюсь. Сестра Лукреция уже у настоятельницы, о чем на весь этаж оповещает ее возмущенный голос:

– Она не молится! Постоянно ругается. Трогает меня. Да что меня! ВСЕХ! Пришлось запретить ей мыться со всеми! Ваши методы не помогают, Преподобный!

Вот тебе на. А я думал, мы с ней душа в душу ладим! Уже три недели как она меня отмаливает каждый день. А тут такая подстава. Засланный казачок-то оказался!

– Она постоянно зовет черта и дьявола! Говорит непонятными… – доносится продолжение.

– Не стоит поминать лукавого…

Ого! Узнаю голосок.

– Не стоит поминать сестру Литицию, а с лукавым мы как–нибудь справимся! – фыркает Лукреция.

Я давлюсь от смеха и, решив, что подслушивать дальше не стоит, стучу в приоткрытую дверь.

Старушка Аврора тихо посапывает за своим столом. Запах резких духов, обычно следовавший за ней повсюду, сегодня перебит манящим ароматом табака. Рядом стоят три кресла. В одном уже устроился Преподобный. Около второго Лукреция нервно кусает губы.

– Благослови вас отец всемогущий, – растягивая слова как в песне, здоровается Святоша.

– И тебе здорово, Константин! – пожимаю ему руку. Как настоящему мужику.

– Отец Константин, – Пытается вырваться он.

– Кхм. Дмитрий, Черкесов Дмитрий, – отвечаю, усугубляя захват. Нежная длань гостя белеет. Не такой уж он и силач.

– Все еще думаете, что вы мужчина? – тычет свободной рукой на кресло Костик.

Не просто думаю, я и есть мужчина. Самый настоящий. Не то, что некоторые в красных плащах.

Отпускаю клешню Преподобного и, почесав затылок, киваю на дымящийся окурок, что лежит в пепельнице. Кто это тут у нас нарушает?

– Конечно. Не угостите ли сигарой?

– Вы же не курите, – сдавлено говорит Лукреция.

Святоша трет ладонь, выдаёт сигару и даже спички протягивает, но лицо спокойное. Просто Ленин в Мавзолее.

– Что еще я не делаю? – интересуюсь, с наслаждением попыхивая. Ого. Не коньяк, но хоть что-то. Сигареты, кальяны, стики и вейпы – все это детские игрушки. Сигары – вот настоящая эстетика табака.

Литиция краснеет. Так же, как и уши Преподобного.

С какой стати такая реакция?! Огни Москвы вживую, чтоб вас на поле только без трусов выпускали! Они же оба просто светятся от стыда.

Давлюсь, вдыхая слишком сильно. Легкие монашки в шоке от нового опыта.

– У Преподобного Константина к вам предложение, сестра Литиция, – подает голос старушка Аврора.

Ох, ты ж, не спит Преподобная. И зачем притворялась? Глаза у нее хитрющие, сразу видно: начальство. Ко мне так спонсоры, помнится, подкатывали: мы вам отслюнявим, вы нам оближите. Круговорот капитализма в потребительском обществе.

– Я забираю вас с собой. Будете помогать мне, – кивает Константин. Складывает ладошки вместе и утыкается в них лбом. Молится, что ли?

– Я уже одному батюшке помог, не боишься? – выпускаю пару колечек в воздух. Дым заполняет рот, клубится и скользит между зубами. Вкус прошлой жизни. Аромат сигары почти примиряет с происходящим. Неужели кубинская?!

Помнится, на Кубе замечательный ром. А в сочетании с поклонницами Че Гевары, просто космический.

– Тогда, забудьте, – Святоша поднимается. Весь его образ демонстрирует глубокую обиду и намерение свалить из кабинета, как можно скорее. Но его тормозит Лукреция, грудью преградившая дорогу к двери. Судя по шепоту и вытаращенным глазам, обещает она ему титул папы Римского, не меньше. Константин мнётся для галочки и возвращается. Но остаётся стоять.

Будь я на его месте, давно бы уже ушел. И из монахов тоже.

– Ты же не предполагаешь, что я буду гоняться за демонами вместе с тобой? – спрашиваю, лениво выдыхая дым. За три дня издевательств, я его почти в семью принял. А он прокатил меня. На три недели. На двадцать один день. А это пятьсот четыре часа, на секундочку.

– Витала такая мысль.

– Завитай ее обратно.

Он даже дергается от моего нахальства.

А ты думал, я пятками засверкаю от радости?

– В противном случае, вам придется всю жизнь провести в монастыре. Взаперти.

А это аргумент. Аргументище! Если учесть, что я за месяц шесть раз копыта от скуки пытался откинуть!

Одет Святоша опять в красную мантию. Вероятно, другого прикида у него нет. Волосы зализаны на затылок и прикрыты плоской шапочкой. И он так спокойно смотрит мне в глаза, будто пришел пивка попить, а не в охотников на нечисть рекрутировать.

– Но тут отлично кормят, – скребу я макушку.