12 лучших художников Возрождения

А все пространство между этими линиями, между этими ритмами, заполнено каким-то божественным орнаментом деревьев. И как интересно живут эти деревья! Если вы будете смотреть справа налево, вы увидите, что деревья справа — голые, на них нет ничего, они еще не распустились, на них даже еще нет листвы. Потом, в том месте, где возникает Флора — сама весна, они начинают давать плоды, они уже цветут. А там, где стоят мадонна (или Венера, тут уже трудно сказать) и три грации, на деревьях вдруг одновременно и цветы флердоранжа (образ свадеб, любви), и большие оранжевые плоды. И вот левая фигура, фигура Меркурия, одетая в плащ. На нем шлем, он поднял вверх свой волшебный жезл кадуцей и как бы касается деревьев, как бы гасит их. Считается, что здесь еще есть период полгода, ровно полгода — с марта по сентябрь. Март — это когда начинается цветение хмеля, начинается весна, и вступает новый цикл жизни. А когда Меркурий своим жезлом касается дерева, гаснет лето, гаснет пора расцвета, и наступает осень. Меркурий гасит пору цветения в сентябре. Плащ у Венеры (или Богородицы) и туника у Меркурия — одинакового цвета. Туника орнаментирована очень мелким рисунком из погасших факелов, которые повернуты пламенем вниз. Это означает, что их больше нет, они ушли.

Каждая фигура очень одинока, очень замкнута на самой себе. Это состояние абсолютного одиночества, покинутости не было характерным для эпохи Возрождения ощущением мира. Это скорее было свойственно очень чувствительной поэтической натуре самого Боттичелли. И в его женщине, в этой Симонетте Веспуччи, и в его героях живут всегда одновременно два чувства: чувство цветущей мощи жизни, женственной прелести, и вместе с тем предчувствие смерти. Как писал Николай Заболоцкий:

Полувосторг, полуиспуг,
Безумной нежности припадок,
Предвосхищенье смертных мук.

Это очень подходит к тому двойственному состоянию, которое передает нам Боттичелли, и которое так понятно людям XX века. Вообще, резонанс Боттичелли в культуре XX века огромен. Судьба его была очень тяжела, потому что после смерти Лоренцо Великолепного, которая последовала в 1496 году, и особенно после сожжения Савонаролы, которое имело место в 1498 году, он, по всей вероятности, просто стал безумен.

В январе 2013 года «Мадонна с младенцем и Иоанном Крестителем» была продана на аукционе «Christie’s» за $10,4 млн. Это произведение установило новый рекорд для Боттичелли.

Джорджо Вазари утверждает, что Боттичелли «отошел от работы и в конце концов постарел и обеднел настолько, что, если бы о нем не вспомнил, когда еще был жив, Лоренцо деи Медичи, для которого он, не говоря о многих других вещах, много работал в малой больнице в Вольтерре, а за ним и друзья его, и многие состоятельные люди, поклонники его таланта, он мог бы умереть с голоду».

В мае 2016 года шедевр Боттичелли «Голова ангела» был продан в Нью-Йорке на аукционе «Sotheby’s» за $1,09 млн. По мнению экспертов, эта картина представляет собой набросок к композиции «Мадонна с младенцем, Иоанн Креститель и ангел», созданной в мастерской Боттичелли и хранящейся ныне в Национальной галерее в Лондоне.

17 мая 1510 года Сандро Боттичелли скончался. Он был похоронен на кладбище церкви Всех Святых во Флоренции.

Боттичелли оставил после себя очень интересный автопортрет. Он написал картину, которая называется «Поклонение волхвов». В этой картине перспективная точка сходится на месте, которое называется ясли или вертеп. Там сидит на троне Мадонна с младенцем (конечно же, в ее чертах мы узнаем все ту же Симонетту), стоит Иосиф. Справа и слева расположены члены семьи Медичи. Справа — Лоренцо и его двор, слева — Джулиано и его двор. А у правого края картины стоит человек в желтой тоге, в рост сверху донизу. Он стоит у самого края картины и смотрит на нас. Практически это единственная фигура, которая обращена к нам. Это и есть автопортрет Сандро Боттичелли. Он смотрит на нас, и наши столетия, текущие мимо, соединяются. Собственно говоря, это автопортрет любого художника. Любой художник так или иначе нас, зрителей, соединяет со своим временем, делает нас причастными к своей эпохе. Он творит нашу память и творит свое бессмертие, да и наше бессмертие заодно.