Этот магический кристалл, образ переведенной теоремы Ибн Сины, этот мальчик с крылышками — может быть, амур, но, скорее всего, не амур: это душа, это вечно повторяющаяся история человеческих чувств. Вечно, во все времена одно и то же, читаем одну и ту же книгу, постигаем и не постигаем.
Ну и, наконец, третий пояс — это нечто невероятное, потому что третий пояс начинается со второго. Мы уже во втором поясе видим с правой стороны очень большую башню. Она уходит вверх, она обрезана, она никогда не кончается. К ней приставлена лестница, эта лестница тоже уходит в небо, тоже никогда не кончается. А на этой башне мы видим два замечательных предмета. Один предмет — это песочные часы, а второй — это магическая таблица Дюрера. По горизонтали, по вертикали в любом сочетании мы получаем число 32. Еще выше мы видим колокол, веревка от которого уходит за пределы гравюры.
Остановимся на этой башне. Это образ, это символ, это очень старинное представление о башне. О ней очень много можно говорить. И о Вавилонской башне, и вообще о башне, которая никогда не может быть достроена, потому что она и является символом непознаваемости в познании. Она указывает на то, что есть вещи, которые познать можно — это первый ряд. Есть вещи, которые нужно познать ученому человеку, а есть вещи, которые непознаваемы. Познание бесконечно, оно безгранично.
А вообще Дюрер был человеком совершенно фантастической красоты — когда он шел, все оборачивались. Он любил играть в кости. А еще он был не католиком и не протестантом — он был адамитом.
Адамиты — это очень сильное общество. В него входили писатели, художники и поэты, и они писали послания папам. Нам известны семь. И в этих семи посланиях папам они объяснили, что Страшный суд наступил. Он уже есть. Тому имеется несколько признаков, и первый признак Страшного суда — это, как они говорили, «лжемудрость». По сути, адамиты были приверженцами христианской секты, проповедовавшими возвращение к святости и невинности первобытных людей в раю — Адама и Евы. Адамиты считали себя ангелами Божьими, а Иисуса Христа — своим братом.
В общество адамитов входил Микеланджело и множество других людей, а возглавлял это общество человек, которого звали Ерун Антонисон ван Акен. Мы его знаем как Иеронима Босха. Адамитов преследовали, поэтому они использовали для переписки эзопов язык, намеки. Боялись собственной тени…
А, пожалуй, самой известной работой Дюрера является автопортрет, сделанный им в 1500 году. Эта картина ныне является жемчужиной коллекции живописи Мюнхенской Старой Пинакотеки. Многие исследователи считают ее главным полотном великого мастера. Действительно, эта работа совершенна по технике… Теплый золотисто-умбровый оттенок… Лицо анфас… Пронзительный взгляд… Одухотворенное лицо Мастера. Все тут вызывает ассоциацию с иконой. На портрете отсутствуют сопутствующие предметы интерьера, на темном фоне как бы парят надписи, подчеркивая символизм изображения. С одной стороны, дата и подпись Дюрера, с другой — надпись, которая в переводе с латыни гласит: «Я, Альбрехт Дюрер, 28 лет от роду, написал нетленными чернилами свой портрет».
Считается, что это один из первых портретов, изображающий человека анфас. В конце XV — начале XVI века вид строго в фас был исключением для светского портрета, такое изображение было связано не со светским портретом, а с религиозным, и прежде всего — изображением Христа и святых. Изображение себя в строго фронтальной позе имело для Дюрера очень глубокий смысл. В своих сочинениях (а Дюрер был известен современникам не только как художник, но и как писатель) он призывал жить «по Христу». Человек, по мысли Дюрера, должен напоминать Спасителя не только внешне, по образу и подобию, но и в высшем смысле — готовностью брать на себя и нести «крест», возлагаемый на него в земной жизни. Стремление человека к единению с Богом и в то же время — высокое понимание миссии художника. Может быть, Дюрер хотел отобразить свое идеальное «Я», каким оно должно быть? Он — Мастер, творящий шедевр с отсветом Демиурга. Современников такой подход к себе бесил, но что с них взять. И сегодня — все то же самое. Дело в Мастере. Дело все в том, что он-то знает, что сотворен «по образу Его и подобию». Знает, что соответствует замыслу Мастера-Творца о человеке. Только беда в том, что сам художник чувствует — он слаб, неуверен. Дюрер дает нам этот контраст: голова в его автопортрете — с тремя золотыми прядями, а он кутается в беличий халат, край которого теребит напряженными нервными пальцами…
Кстати, Дюрер создал целую череду автопортретов. Они — словно дневниковая запись: с того момента, как он изобразил себя мальчиком и написал «Это я, Альбрехт Дюрер, мне девять лет», и до того момента, как он нарисовал себя умирающим, как он показал, что умирает от болезни поджелудочной железы.
На самом деле, автопортрет художника — это никогда не самоизображение, это разговор с собой о себе, это размышление художника о том, кто он есть.