– Уже оделся? Ты торопишься сегодня? – удивилась она.
– Нет. Не хочу смущать тебя своим утренним видом, – смутившись сам, объяснил я.
– Меня твой утренний вид не смущает нисколько. Как раз наоборот. Мне как женщине приятно видеть эрекцию у мужчины. Больше скажу: если какая-то женщина скажет, что ей это неприятно, – знай, она лжёт.
Наши глаза снова встретились – цепко, откровенно и тепло, и ещё как-то по-человечески близко.
– Хорошо, буду по утрам в трусах ходить.
– Ходи, как тебе удобно. Хоть совершенно голым.
– Голым одному ходить неудобно.
– Ты предлагаешь мне тоже голой ходить?
– Нет. Хотя мне как мужчине приятно видеть женскую красоту.
– Намекаешь, что моя пижама мне не идёт?
– Думаю, тебе всё идёт.
Она улыбнулась мне, и я улыбнулся ей.
А уходя на работу, спросил:
– Вечером опять будем пить горячее пиво?
– Может, теперь попробуем подогреть вино? – предложила она, и я вдруг ясно осознал, что мне безумно нравится эта девушка, не смотря на всю её африканскую черноту.
И ушёл на работу. На сердце у меня было волнительно и горячо.
Вечером после ужина мы пили вино. Подогревать его, конечно, не стали. Российские вина и в холодном виде так себе пойло, а если подогреть – то и вовсе получится дрянь редкостная. Впрочем, Ноема не жаловалась. Пила и задумчиво смотрела на меня, а я нёс всякую ерунду про политику, войны и экономический кризис. В общем, всё то, что показывали по телевизору.
Лишь раз она вмешалась в мой затянувшийся хмельной монолог.
– Миша, как ты думаешь, люди на земле всегда будут разделяться и враждовать? Или когда-нибудь наступит мир во всём мире?
– Думаю, что это будет ещё очень долго, – ответил я. – Пока в мире будут хотя бы два государства, хотя бы два разных народа или языка, хотя бы две религии и хотя бы две традиции, отличающиеся друг от друга. Это всё, в основном, и является источником всех разделений и войн.
– То есть, по-твоему, чтобы наступил мир, на земле должны быть в идеале одно государство, один народ, один язык, одна религия и традиция?
– Не в идеале, но да. В идеале же не должно быть вообще ни одного государства, потому что где есть власть, там и оппозиция, ни одной религии, потому что где есть догмат, там есть и ересь; ничего, что разделяет людей на группы. Всё должно быть единым. Но и тогда не факт, что не найдётся какой-нибудь новый повод для разделения.
– Неужели нельзя принять всё как есть? Бог с ними – с различиями и разделениями. Это же наоборот хорошо, что все разные. Так же интересней всем. Зачем однообразие?
– Чтобы принять всё как есть, люди должны перестать быть людьми в общепринятом значении этого слова. Должно измениться сознание людей. Это должны быть боги, а не люди.
– Боги не воюют друг с другом?
Я подумал и сдался.
– Да, боги тоже вполне могут начать по какой-то причине вышибать друг другу мозги. Ты победила. Я не знаю, что должно случиться, чтобы все перестали враждовать и разделяться. Ну а какой твой вариант?
– Я не хочу тебя побеждать. Я не спорила с тобой. Ты прав во всём, я просто хотела узнать, что ты об этом думаешь. Мой вариант – любовь. Если я люблю тебя, а ты любишь меня, то мы оба победили. Если не любим – то оба проиграли, потому что каждый потеряет: я потеряю тебя, ты потеряешь меня. И мы вместе потеряем мир. А мир это и есть любовь.
– Как же любовь, если столько зла в мире?
– Зло не в мире, зло в людях, не имеющих любви.
– Хорошо, а если один любит, другой – нет? Кто проиграет?
– Смотря, что ты имеешь в виду, когда говоришь «любит». Если ты желаешь обладать, то это любовь слабая. Сильная любовь, настоящая, всегда выигрывает. Посмотри на деньги. В них заключена любовь людей. И деньги – огромная сила, которая выигрывает. Но от тех, кто их вожделеет, они бегут, ускользают. А тем, кто их по-настоящему любит, повинуются.
– Почему же они повинуются злым людям, не имеющим любви?
Она подумала и сдалась.
– Ты победил. Я не знаю, почему это так. Деньги не зло, это добро и любовь, потому что они приносят людям много добра и любви. Но почему у них часто такие злые хозяева, у меня нет ответа.
– Да ну, какая тут победа… – пробормотал я, смутившись.
Я не хотел побеждать в этом споре. Пусть бы лучше она победила, пусть было бы в этом мире так, как она сказала. Всё правильно насчёт любви: любви не хватает людям. Вот они и злятся. Мы злимся.
Я и дальше всё говорил, говорил и говорил. Пытался найти ответы на все вопросы и не находил. И злился сам на себя. А она молчала, задумчиво глядя на меня. В её глазах было что-то жаркое, похожее на зной Африки.
А потом, взглянув на часы, встала и пошла в ванную. Обычно перед сном она принимала душ и выходила оттуда в пижаме. В ней и спала. Но теперь неожиданно вышла в ночной сорочке на голое тело. В такой тонкой и прозрачной, что всё то женское – вот оно, в нежной пелене ткани открытое и живое, как сама жизнь, – рвалось наружу и манило к себе.
– Так мне идёт? Лучше пижамы? – спросила она, прежде чем лечь в постель.
Я растерялся, не зная, что ответить. Брякнул первую пришедшую на ум глупость:
– В пижаме тоже было хорошо…