– А что? Тебе же себя было не жаль, а паспорт жалко?
Я не знала, что и сказать. Она чокнутая, что ли?
– Ну же, доверься, – Ксения снова улыбнулась. – Зачем он тебе? Он – твоя прошлая жизнь. У тебя будет всё новое: новая жизнь, новый паспорт, новая ты. Ты же хочешь этого?
– Хочу. Но вы… ты… поможешь мне?
– Ты сама себе поможешь, если сделаешь это. Это как волшебство. Твой прошлый мир примет это так же, как если бы ты сама сбросилась. И он отпустит тебя. А потом будут чудеса, это я обещаю.
– Лучше обещай, что не оставишь меня одну в этой беде…
– Обещаю, – сказала она серьёзно.
И я поверила ей. Не понимаю – почему. Никогда в жизни никому так не верила – будто самому близкому человеку на свете. Хотя мы говорили всего пять минут – всего пять минут были знакомы.
Я достала свой паспорт и выбросила его с моста. Под руку попался и телефон – и он полетел вслед за паспортом. Всё, меня нет. Это прошлая «я» бросилась вниз с замершим в испуге сердцем, глотая морозный декабрьский воздух, и разбилась, и мою одежду разметало по ледяной реке.
– Пойдём, – Ксения, схватив меня за руку, повлекла за собой. – И не оборачивайся, не смотри туда больше, чтобы не пожалеть. Пошли быстрей!
На другой стороне моста, прямо за поворотом, была припаркована её машина – белый «Мерседес», как у моего отца, только красивее. Мы сели в неё, такую уютную и тёплую, и она стремительно понесла нас куда-то. А куда – мне было всё равно.
– Ты мне нравишься, – Ксения крепко сжала мою руку. – Ты из тех, кто способен на сильный поступок, а таких единицы.
– Иногда мне кажется, что я просто дура, – ответила я, а у самой от такого её непонятного неравнодушия ко мне ком поступил к горлу, но через силу я продолжила: – Всё, что я сделала, это не поступок, а глупость. Я разом перечеркнула всё, всю свою жизнь, и теперь не знаю, что мне делать…
– А ты жалеешь об этом?
– Не жалею, но мне очень плохо.
– Тогда это не глупость, это декаданс. А декаданс не для дураков.
– Декаданс? – я ведь где-то слышала это слово, только не помнила, где именно. – Что такое декаданс?
– Это когда течение тебя несёт в одну сторону, а ты идёшь в другую и тебе ничего не жаль.
– А когда ты изгой? Когда изгнан из стаи и не хочешь возвращаться в неё – тоже декаданс?
– Тоже. Против течения, против своей стаи, против правил, морали и всего на свете – это декаданс.
– Значит, это про меня, – мне отчего-то стало легче, и я улыбнулась.
– Именно, – она тоже улыбнулась. – Ты декадентка, Динара.
Ксения повезла меня куда-то очень далеко. Сначала мы долго ехали по городу, потом выехали загород, ехали по большому шоссе, свернули в лес и ехали по лесной дороге, проезжали какие-то городки, снова ныряли в лес и, наконец-то, медленно покатили среди сосен по узкой, сдавленной сугробами, дорожке к глухим кованым воротам, какие в Дагестане бывают у зажиточных людей в горных аулах.
Ворота открылись, и мы заехали в просторный двор – в центре него возвышался двухэтажный деревянный дом, точно русский терем, который со всех сторон плотно обступали сосны. Ворота закрылись за нами, и весь мир в тот же миг как бы исчез, пропал за высоким забором. Настоящая крепость.
Я вышла из машины, вдохнула ночную морозную свежесть и почти совсем успокоилась. Стояла завораживающая тишь. Светло висела луна, снег синел, будто неоном, в холоде лунного полумрака. Дышалось легко, приятно, и было сладкое чувство особой защищённости – так, когда ты дома.
Меня тревожило одно: то, что я не дома. Что для меня всё ещё нет и не может быть никакой определённости. Что я теперь целиком во власти этой женщины и в неискупимом долгу перед ней. Я чувствовала себя, как рабыня, которую купила госпожа у злого хозяина и привезла к себе домой. Однако же как теперь будет у неё? Мне это было неизвестно и потому тревожило.
– Твоя комната наверху, – сказала Ксения, едва мы вошли в дом. – Там две комнаты: одна – для гостей, другая – наша с Генрихом, но мы крайне редко в ней ночуем, так что весь второй этаж будет в твоём распоряжении. А внизу кухня и гостиная, наше с Генрихом любимое место. Особенно зимой – мы любим сидеть у камина, смотреть на огонь и балдеть от счастья. Кстати, я тебе не сказала кое-что: Генрих будет здесь в конце декабря, и мы все вместе отметим Новый год. Ты согласна?
– А кто этот Генрих? – спросила я.
По правде говоря, мне не хотелось никакого Генриха. Но разве же у меня было хоть какое-то право заявлять об этом вслух?
– Это мой муж, – ответила она. – Он тебе понравится.
Как только мы пришли в дом, силы начали оставлять меня и тотчас потянуло в сон. Заметив это, Ксения поторопила меня.
– Не стой в дверях! Быстро ужинаем и спать. Завтра у нас много дел – опять поедем в Питер и протаскаемся там, пожалуй, до самого вечера.
– Зачем в Питер? – сонно поинтересовалась я.
– Мы будем создавать новую тебя!