12 смертей Грециона Психовского

Мир казался непривычным, перевернутым, отраженным в кривом зеркале, но все это зверю было не столь важно. Главное — убежать от преследователей, не дать им поймать себя, не дать…

Существо замедлилось. Преследователей оно больше не ощущало, их и след простыл — в буквальном смысле, будто они остались там, по ту сторону зеркала, а зверь совершил невероятный прыжок и… очутился тут.

Только вот где — тут?

Впрочем, это тоже было не столь важно. Еще поди пойми, что хуже — преследователи или абсолютно чужая и незнакомая земля. В обоих случаях, делать можно только одно — бежать.

К тому же, зверь ощущал, что принес с собой на хвосте еще что-то — и не понимал, друг это, или враг, тянуться к нему, или спешить от него.

Существо, переваливаясь на четырех лапах, вновь побежало.

* * *

Профессор Грецион Психовский чувствовал себя как на обычной весенней прогулке по знакомому двору, где ориентируешься уже автоматически и знаешь, что в правой подворотне тебя поджидает местная шпана, а левая выведет к прекрасной пекарне, где продают такой багет, что за него и душу заложить не жалко — но пока есть деньги, лучше платить ими.

С такой же легкостью профессор — что ж с него взять — забрел в один из немногочисленных густых лесов острова, по дороге встретив уже с десяток ящеров разной степени активности, которые смотрели на него как-то испугано — вот до чего докатились потомки динозавров, увы и ах. Грецион успел наснимать кучу фото на смартфон, даже сделал селфи с одни из дракончиков-комодо — получилось очень даже ничего. Но профессору не хватало… какой-то древности, что ли, а древность всегда несла элемент загадки. Самые большие ящеры на планете — это, конечно, просто прекрасно, восторга полные (розовые) штаны, но шарма абсолютно никакого. Если вы, конечно, не Федор Семеныч Аполлонский, готовый часами преображать ничего не подозревающих драконов в крылатых чудовищ всех форм, размеров и цветов. Короче, драконов в драконов — такая себе трансформация.

Утопая в таких противоречивых мыслях, Грецион забрел как-то совсем глубоко — не самое хорошее решение. А древности все не было и не было видно.

Профессор огляделся. Вокруг — тишина и спокойствие, как в детском садике, чирикают птички, никаких гигантских насекомых, лес не такой уж непроходимый, агрессивных ящеров поблизости тоже нет. В общем, ничего интересного — с таким же успехом можно сидеть во дворе английского поместья и потягивать чаек, точно зная, что следующая минута будет как две капли воды идентична предыдущей.

Но Грецион поспешил с выводами.

Он хотел уже было развернуться и уйти посмотреть, что там вышло у Аполлонского, но в этом оттиске Психовский действовал как-то медленно и нерасторопно, а потому заметил на земле абсолютно человеческие, еле-заметные следы. Грецион нагнулся, чтобы изучить их — он успел только подметить их легкость и изящество, а потом резко поднял голову, заметив движение в глубине леса.

Вот теперь внутри профессора пожаром загорелся интерес. Грецион рванул глубже в смыкающиеся деревья.

Следы попадались все чаще.

Вскоре, размытое движение повторилось — на этот раз Психовский различил силуэт существа, сам себе по началу не поверив. Сперва метающийся призрачными бросками силуэт напоминал просто дракона-комодо, а они умеют не только лежать, но и бегать, это профессор знал, ничего удивительного в этом не было. Но Психовский разглядел нечто особенное в мотающемся звере, нечто, напоминающее Грециону древнее существо, скорее даже мифологическую тварь, сошедшую с фресок… и эта метающаяся тень абсолютно точно могла похвастаться рогом.

До Психовского дошло, что это за зверь такой, и внутри запели ангелочки — в случае профессора, скорее заорали в разнобой, как сирена.

В этом оттиске реальности — одном из многих — профессор незамедлительно кинулся вперед, не обращая внимания на вполне человеческие следы, да и вообще ни на что, кроме прорисовавшегося в голове изображения зверя. Грецион наступил на что-то и уже успел проклясть пресловутые корни, которые здесь так и норовили поставить подножку, чтобы листы высоких деревьев дружно захихикали.

Но это был отнюдь не корень.