Когда «Королева морей» отчалила, а остров стал отдаляться, превращаясь в невнятное, смазанное и бесформенное пятно посреди морской глади, Грецион Психовский стоявший на палубе и полной грудью глотавший теплый морской воздух, все же сказал, откинув сомнения:
— Мой дорогой Феб…
— Да, — наигранно нахмурившись, отозвался стоящий рядом художник.
— Помнишь я говорил, что мне что-то показалось?
— Ты же решил, что тебе ничего в итоге не показалось.
— Мне, — профессор отвлекся на почесывание густой желтоватой бороды. — Мне показалось, что я видел Вавилонского Дракона.
И если бы в этот момент кто-то из них посмотрел на удаляющийся песчаный берег, то заметил очень легкие и элегантные следы, которые мгновение спустя смыла морская волна, не оставив никаких улик.
Над плещущимся океаном солнце мерещилось апогеем всех отражений, центром лабиринта кривых зеркал — мерцающий гранатовый шар постепенно утопал за линией горизонта, смешиваясь со своим же отражением на воде, окрашивая волны в цвет малинового сиропа и разбивая свет на осколки, утопающие где-то глубоко на дне.
Аполлонский, а за ним и Психовский, ахнули бы, увидь они такое прямо сейчас. Но в баре на лайнере «Королевы морей» этого великолепия видно не было, поэтому гости дивились только незатейливым интерьером в неоново-морской тематике с одной обязательной святящейся русалкой на стене.
И не то чтобы друзья были алкоголиками, или игнорировали природную красоту — просто завершение дня в баре оба посчитали прекрасным вариантом, хоть Грецион и посомневался в таком решении, но Аполлонский этого оттиска был локомотивом их дружеских отношений.
Вот и сидели, утонув в мягких диванах, потягивая кто что: Психовский — коктейль, Аполлонский — вроде как, если смотреть со стороны, виски.
— … я дивлюсь тебе, — продолжил Федор Семеныч беседу, начало которой безвозвратно потеряно. Говорить приходилось громко, чтобы перекричать назойливую техно-музыку. — Вот хорошо, что ты такие Рыбы, которые рвут и мечут все вокруг, несясь к цели, пусть и со своим вечным «ой, а я сомневаюсь!». А что было бы, будь ты ровно противоположным видом Рыб — и даже не думай сейчас шутить про Немо с Дори. Короче теми Рыбами, которые бесконечно ленятся и ничего делать не хотят. Посмотрел бы я на такого тебя.
Нужно сделать важное замечание, потому что от постоянных астрологических замечаний художника может треснуть голова — Федор Семеныч не был безумным фанатиком-сектантом, который верил только в звезды, читал по тридцать гороскопов на дню и каждое утро начинал не с похода в булочную, а с похода к гадалке в тюрбане. Просто Аполлонский, исходя из своего жизненного опыта и всяких причуд, считал, что астрология — вещь не такая уж глупая и бесполезная, и зачастую она действительно работает — конечно, это не значило верить первому попавшемуся на глаза гороскопу, где и тэт-а-тэт с Калипсо могли пообещать. Но если Грецион Психовский верил в силу созвездий лишь потому, что в это верили Шумеры, а Шумеры — это такой гарант качества, что попробуй с ними поспорь, то Федор Семеныч взирал на проблему более приземленно и с меньшей магическо-мистической коннотацией.