12 смертей Грециона Психовского

— Профессор, — Сунлинь Ван как призрак возник перед Греционом, все еще скрюченным. — Посмотрите на меня, профессор.

Психовский еще раз сплюнул и поднял голову.

Старый китаец тут же влепил ему пощечину такой мощи, что Психовский пошатнулся — шоковая терапия во всей ее красе.

— Ого, — присвистнул Федор Семеныч. — Так работает вся китайская медицина?

— Только для вашего друга, — хмыкнул алхимик.

Грецион выругался, сказал что-то несвязное, а потом заговорил уже в привычной манере:

— Все в порядке, спасибо за первую медицинскую, — за голову профессор все же схватился. — Голова у меня конечно сейчас треснет, но не просто же так я пару лет назад вывел всех студентов из горящего здания, а много лет назад заманил рыцарей на лед. Понимаете, подвиги…

— Твоя сильная сторона только на словах, — отрезал Аполлонский, помогая Грециону встать. — В обеих случаях, поверь, это был не ты — надеюсь, у тебя не горячка, а просто обострение натуры Стрельца.

— Твои Зодиака, Феб, сейчас, не к месту. Я, между прочим… — Психовский потер виски. — Ладно, ладно, проехали, может я и вправду чуть-чуть хвастаюсь, имею право. Инара, так что вы собирались делать…

Ответа не последовало. Фокусируя взгляд, профессор заметил, что девушка, замерев, смотрит на крыльцо храма — Психовский посмотрел туда же.

Из-за огромных колонн, пошатываясь, выходила Бальмедара с разодранной щекой.

— Мама! — вскрикнула Инара. — Нет, это что, ты…

Фраза оборвалась на громком «Эй!». Для Грециона, голова которого ходила кругом, а любая мысль о еде могла стать спусковым крючком не самого приятного рефлекса, события происходили чересчур стремительно — поэтому профессор слишком поздно заметил, что девушку схватили под руки два мага.

— Наконец-то мы нашли тебя, — сказал первый, усиливая хватку. — Теперь еще и твоя мать оступилась с Духовного Пути.

— И теперь мы исправим нашу ошибку, сделаем то, что должны были еще тогда…

— Раз! — один маг повалился на землю, а шапка-митра свалилась рядом. Второй маг непонимающе огляделся. Последнее, что он увидел — упитанное, злое и пыхтящее лицо Брамбеуса.

— Два! — крикнул барон, занеся руку с ружьем. Второй маг свалился без сознания.

— Вот что значит хорошее ружье на все случаи жизни! — вытерев пот со лба, довольно пропел Брамбеус.

Психовский, уже разобравшийся в ситуации, добавил:

— Вот теперь я точно понимаю, как выстреливают сюжетные ружья.

— Даже с отсыревшим порохом, — продолжил Аполлонский.

— Так вот, Инара… — начал профессор, но увидел, как девушка уже несется ко входу в храм. — Вот ведь их не поймешь, то никому не говорите о том, что видели меня, то я сама побегу в гущу событий…

— С каких пор ты начал бегать за студентками? — ухмыльнулся художник. — Я хотел спросить еще тогда, когда мы встретились с Сунлинем и этой девушкой, но как-то не до того было.

— С тех пор, как студентки начали бегать за мной, — махнул рукой Грецион. — И стали просить помочь с Вавилонскими Драконами…

Грецион опять схватился за голову — стрельнуло.

— Нам надо разделиться, — предложил профессор, почти не размыкая губ — гнев снова просился наружу.

— Очень плохая идея в таких ситуациях… — пощипывая подбородок, заметил Федор Семеныч.

Вавилонский Дракон вновь закричал — громче прежнего, так сильно, что казалось, будто он здесь, за спиной.

— Мы с бароном отправимся усмирять Дракона, — как ни в чем не бывало решил Сунлинь Ван.

— Прелестно, а мы с Фебом побежим к Бальмедаре — тем более я сейчас навряд ли чем-то вам помогу.

Старый Китаец кивнул и посмотрел в глаза профессора — желтизна так и не прошла.

— Королевское золото… — подумал алхимик.

— Отлично, охоте наконец-то быть! — вцепился в ружье Брамбеус.

И они разбежались — вглубь города и в сторону храма. Только Федор Семеныч какое-то время стоял на месте, не желая вообще никуда идти, просто теребя в руке блокнот. Но одиночество оказалось еще хуже и, тяжело вздохнув, Аполлонский сказал:

— Да что б вас всех! Если я не привезу отсюда хотя бы одну более-менее цельную зарисовку…

Федор Семеныч побежал — вернее сказать, шариком запрыгал — за Психовским.

Бальмедара дотронулась до глубокой кровоточащей царапины на щеке, оставленной птичьей лапой Вавилонского Дракона. В голове все еще мелькала картинка недавних событий: глаза зверя, глубокие и утягивающие, полные внеземного и в то же время человеческого, даже смутно знакомого, внезапно вспыхнули белоснежной, чистейшей злобой, и существо полоснуло ее по щеке, закричав и ринувшись прочь.

Сейчас по телу магини слизнем ползла изнуряющая слабость, и Бальмедаре хотелось упасть прямо здесь. Она посмотрела на город — туда, куда убежал Сируш, куда убежала ее дочь, ставшая частью Дракона, и магиня увидела размытую точку, приближающеюся к храму. Бальмедара тут же подумала, что Дракон возвращается — без сил, магиня упала на белые камни, приготовившись посмотреть в бесконечные глаза и потерять саму себя.

— Мама! — крикнула Инара, подбежав к магине и схватив ее за руку. — Мама, он, он… ранил тебя!

Бальмедара, услышав такой знакомый голос, улыбнулась.