12 тайн

– И нечего так на меня смотреть! – Коррин повернулась к лабрадору спиной и принялась за тесто.

Но когда он коснулся лапой ее ноги, ей все же пришлось взглянуть на него.

– Ты очень голодный, да? – спросила она, отхлебнув сидра. – Ну вот тебе, лови! – И она бросила ему кусочек корки.

Посмотрела на грустную песью морду, добавила мяса и предупредила:

– Это все!

Мгновенно проглотив подачку, пес вернулся за добавкой.

– Я что тебе сказала? – Коррин с улыбкой погладила костлявую собачью спину и бросила на землю еще один кусочек. – Это точно последний, – показала она ему один палец.

– Эй! – донеслось с пляжа.

Коррин оглянулась и увидела бородача со свисающим из-под майки животом, карабкающегося вверх по усыпанной галькой тропинке.

– Убери руки от моей собаки, – рявкнул он.

– А чего ж ты за ним не присматриваешь? – огрызнулась Коррин.

– Тебе-то какое дело?

Коррин промолчала.

– Барс, ко мне! – крикнул бородач. – Барс!

Лабрадор не двигался. Мужчина встал прямо возле столика Коррин, и пес чуть придвинулся к ней.

– Похоже, не нравишься ты ему, – сказала Коррин. – Он тебя типа боится. Может, кормить надо получше?

– Я спросил, твое какое дело?! – заорал бородач, хлопнув жирными ладонями по столу и нависнув над ней.

Коррин быстрым движением схватила вилку и воткнула ему в руку. Брызнула кровь. Мужик завопил… собака метнулась прочь.

Коррин вскочила, перепрыгнула через заборчик вокруг паба и побежала по дорожке обратно к Дилу.

– Сука проклятая! – орал бородач, выдергивая вилку. – Ну, я тебе покажу!

Она обернулась на бегу и увидела, что по руке, которую он прижимает к груди, струится кровь.

– Беги, сука, беги, – кричал он. – Я на тебя в полицию пожалуюсь.

– А я на тебя в ОБЖ.

– В ОЗЖ[5], дура ты набитая!

– Да какая разница! – отозвалась Коррин, показав ему средний палец.

Но, когда она отвернулась, ее глаза наполнились слезами: похоже, она и вправду дура.

Глава 24

Яне хочу даже слышать об этом, Бен, – говорит Мадлен, едва я вхожу в ее кабинет и закрываю за собой дверь.

Не поворачивая головы от экрана, она протестующе выставляет перед собой ладонь.

– Нам нужно повысить посещаемость сайта, и ради этого мы сделаем все возможное. Не сомневайся: мы найдем для твоей мамы правильные слова.

– А что если я соглашусь написать о ней сам? – говорю я, шагнув к ее столу.

– Согласишься? – Мадлен наконец поворачивается ко мне.

– Возможно. На моих условиях.

– На твоих условиях? И что это за условия?

– Я расскажу о расследовании, которое собираюсь провести.

– Нет, – отрезает Мадлен. – Это не то, что нужно читателям.

– Со смертью мамы связаны вопросы, на которые пока нет ответов, – говорю я, выдвигая стул так, чтобы сидеть прямо напротив начальницы. – Я лишь теперь понял, что никогда не верил, будто мама могла вот так вот уйти из жизни. И я хочу воспользоваться случаем и разобраться в том, что произошло.

– Я сказала – нет. Точка!

Повисает пауза. Затем Мадлен перегибается через стол:

– Бен, ты не узнаешь ничего нового. Напиши мне лучше тысячу слов о своих отношениях с мамой и о своих надеждах на будущее. Мы сделаем новую фотосессию у тебя дома в Хадли. Читателям это понравится, и мы растиражируем эту публикацию во всех СМИ. А я выплачу тебе бонус – десять тысяч фунтов.

– Это во столько вы оцениваете мою семью?

– Хорошо, пятнадцать.

– Я не торгуюсь.

– Прекрасно. У меня через три минуты встреча, так что если ты не против… – говорит Мадлен, поднимаясь; ее костюм в стиле спорт-кэжуал стоит больше моей недельной зарплаты.

Она обходит стол и останавливается возле меня.

– Разговор окончен.

– Абигейл Лангдон умерла, – произношу я тихо.

Мадлен, которая в этот момент сдувает воображаемую пыль со своих эффектно наманикюренных ногтей, явно ошарашена. Несколько секунд она испытующе смотрит на меня. Я спокойно выдерживаю ее взгляд. Тогда, взяв себя в руки, Мадлен нажимает на столе кнопку переговорного устройства:

– Отмените мою двухчасовую встречу.

Не отпуская кнопку, делает паузу, опять смотрит на меня и добавляет:

– И трехчасовую тоже.

Затем она подходит к холодильнику и достает банку колы.

– Хочешь?

– Диетическую, если можно.

Кажется, она скептически хмыкает, когда идет с ней ко мне.

Выдвинув стул, Мадлен садится напротив, открывает свою банку и, наполняя стакан, переспрашивает:

– Так Лангдон умерла?

Я киваю:

– Убита.

Мадлен водит пальцем по накачанным ботоксом губам и молчит.

– Полиция считает, что ее новая личность была раскрыта, – продолжаю я. – Когда она вышла на свободу, суд вынес несколько запретов, чтобы помешать прессе назвать ее новое имя.

– Не против нас.

Мадлен придвигается ближе к столу и делает глоток.

– Лангдон убили точно так же, как были убиты Ник и Саймон, – говорю я.

И вижу ужас в ее глазах.

– Вы тогда уже были местной журналисткой, так что, думаю, я могу не напоминать вам детали.

Мадлен сжимает стакан.

– Бен, мне было семнадцать. Когда убили твоего брата и Саймона Вокса, я была школьницей.