Я решаю, что быстрее всего доберусь до Хадли, если побегу по Нижней улице. Лавируя между скопившимися на дороге машинами (именно сейчас все везут детей в школу), я спешу по берегу вдоль рощи. В голове калейдоскоп картинок: мне восемь лет, я выбегаю из-под деревьев, и палящий зной обжигает мне шею; автомобиль Холли сбивает Майкла; лица Ника и Саймона; мама, падающая на рельсы перед поездом 8:06 на Ватерлоо.
Столько человек убито ради сохранения тайны.
Я бегу через Хадли-Коммон.
Распахиваю дверь своего дома и мчусь наверх. Останавливаюсь на пороге мансарды и, переводя дыхание, смотрю на фрагменты жизни Ника. Мама часто заходила сюда, чтобы побыть наедине со своим старшим сыном. Эти застывшие воспоминания связывали их.
Сейчас мало что осталось здесь нетронутым. Моя жизнь постепенно вторгалась и в эту комнату, но в углу сохранился стол Ника, заваленный коробками и книгами. Я быстро просматриваю мамины старые бумаги, но там нет ничего, чего бы я еще не видел. Тогда я открываю коробку с учебниками Ника и перебираю их, однако тоже ничего не нахожу. Вытряхиваю на пол коричневый конверт с отчетами о наших школьных успехах. Натыкаюсь на приз, полученный Ником за сочинение по роману Томаса Гарди «Возвращение на родину». Мама была так горда, когда на школьном собрании он поднялся на сцену за своей наградой. Это Ник мечтал стать журналистом, не я.
Я сижу на полу, сдувая пыль с обложек книг, лежащих стопкой в углу. Перебираю их, вижу принадлежавший Нику томик Гарди и пролистываю выцветшие страницы.
Под клапан суперобложки засунуты две фотографии.
Те самые, которых недоставало среди фотографий со дня финального матча. Два снимка, которые доказывают, что мама была убита. И объясняют, почему.
Глава 77
Ясмотрю на фото. Все эти годы они были спрятаны здесь. Последний человек, который их касался, – моя мама.
Она должна была увидеть на них то, что сейчас вижу я. И попытаться получить ответы.
Вечером накануне своей смерти она пошла за этими ответами, все еще надеясь, что ошибается. Ей хотелось верить в лучшее.
То, что произошло в тот вечер, ее не успокоило. На следующее утро, когда она накричала на меня, мучившегося похмельем в постели, она все еще была расстроена своим открытием. Она вышла из дома в тревожном настроении: ей казалось, что ее предали, но она не была в этом до конца уверена.
Сев на кровать Ника, я беру в руки первую фотографию – снимок сделан мгновения спустя после того, как команда-победительница позировала со своим трофеем. Ребята уже расходятся, Джеймс Райт все еще крепко держит кубок, но стоит теперь спиной к камере.
Фил Дурли снят в прыжке.
Рядом с мальчиками замерли Абигейл Лангдон и Джоузи Фэрчайлд.
Фрэнсис Ричардсон их уже не обнимает.
Теперь их крепко обхватил за плечи его сын Джейк в своей белоснежной майке.
Я вынужден сделать усилие, чтобы взять в руки вторую фотографию. Ее-то и не могла объяснить себе моя мама.
Она сделана после объявления победного счета и отражает момент восторга, но меня повергает в настоящее отчаяние.
Торжествующий Джейк Ричардсон, широко раскинув руки, стоит у углового флага. Он победно улыбается женщине, которая, ликующе вскинув руки, застыла на боковой линии. Ее лицо озарено гордостью, и это та самая женщина, которая годами ранее в заметке «Ричмонд Таймс» названа Мэри Хесс. Но снимок сделан в то время, когда она уже сменила фамилию, выйдя замуж.
Теперь она зовется Мэри Кранфилд.
12
Глава 78
Когда я спускаюсь с верхнего этажа своего дома, мои ноги будто налиты свинцом. Взявшись за входной замок, я останавливаюсь. Дом Кранфилдов был моей тихой гаванью, местом, где я чувствовал себя любимым. Где я прятался от мира. Войдя в этот дом сейчас, я положу конец всему этому.
Я открываю дверь и медленно-медленно бреду вдоль пустынного парка. Утреннюю тишину нарушает только гул пролетающего самолета. Я проходил этим путем тысячи раз, и тем же путем прошла моя мама в самый первый день приезда Кранфилдов в Хадли. Я смотрю на небо. Я помню, как радовалась она, что спустя два года после смерти Ника у нас появились новые соседи. Для нее это стало надеждой на перемены к лучшему.
Стоя перед их домом, я снова гляжу на фотографии, понимая, какую бурю эмоций вызвали они у мамы. Почему миссис Кранфилд так неистово ликовала после школьного матча по регби, сыгранного столько лет назад? Ведь тогда ничто еще не связывало ее с местной жизнью. Догадалась ли мама, что такая связь все же существует? Этого я не знаю, но уверен, что она предоставила миссис Кранфилд возможность объясниться. Вечер накануне своей смерти мама несомненно провела с жившей по соседству подругой, пытаясь добиться от нее ответа. Однако полученный ответ – каков бы он ни был – ее не удовлетворил. Поглощенная своим открытием, она на следующее утро шла к станции «Сент-Марнем», борясь с мыслями о кошмарном предательстве.