Мы подходим к дому, и дверь открывается. Нас проводят на застекленную веранду, где уже ждет Кэтрин Ричардсон. Она предлагает нам сесть на один из больших белых диванов и говорит прислуге:
– Спасибо, Моник. И не надо нас беспокоить.
Моник выходит, а Кэтрин наливает всем кофе из стеклянного кофейника.
– Я должна была вас спросить, не голодны ли вы. Сама я не завтракаю, но можно позвать Моник.
– Спасибо, мне ничего не нужно, – отвечаю я, сидя напротив Кэтрин, и беру у нее чашку.
– Мне тоже, – добавляет Холли.
– Спасибо, что приняли нас в такую рань, – благодарю я.
– Я всегда рано встаю. Мне нравится по максимуму использовать дневное время. А мой муж – сова, что естественным образом ограничивает наше общение.
Я молчу. Холли добавляет в свой кофе молоко и делает первый глоток.
– Мистер Харпер… – начинает Кэтрин.
– Зовите меня Бен, пожалуйста.
– Холли попросила меня встретиться с вами, чтобы вы могли задать мне несколько вопросов о моем муже.
Холли взглядывает на свекровь.
– Бен знает…
Ее голос прерывается.
– Тогда вот с этого я, пожалуй, и начну.
– Спасибо, – отвечаю я.
– С моей стороны было бы неправильно назвать наш брак браком по расчету, – говорит Кэтрин, положив руку на подлокотник дивана. – Наши отношения устраивали нас обоих. Между нами существовала привязанность, и в некоторые моменты я даже готова была назвать себя счастливой.
Кэтрин останавливается и, наклонившись вперед, обращается непосредственно к Холли.
– Я знала, что из себя представляет Фрэнсис: он не упускал ни одной возможности. Но я никогда – до сих пор – не думала, что он способен взять женщину силой. Этого я себе никогда не прощу. Никогда.
Холли закрывает глаза.
– Я страшно в нем ошиблась.
– Мог ли Фрэнсис поступать так и с другими женщинами? – спрашиваю я.
Кэтрин вздрагивает.
– Думаю, да. Хотя мне плохо от одной мысли об этом.
– Может, вы читали, что Абигейл Лангдон, девочка – теперь уже женщина, – осужденная за убийство моего брата, на прошлой неделе и сама была убита?
Кэтрин медленно наливает себе чашку черного кофе и снова откидывается в угол дивана.
– Я читала.
– У полиции есть версия, что перед тем, как Лангдон и Фэрчайлд стали убийцами, их совратил какой-то мужчина или группа мужчин.
Я вглядываюсь в лицо Кэтрин: где хоть какая-нибудь реакция, промельк узнавания, намек на признание? Но она остается бесстрастной.
– Можно показать вам фотографию? – спрашиваю я.
– Конечно, – соглашается Кэтрин, и я достаю из кармана снимок Фрэнсиса Ричардсона с девочками.
Передавая его Кэтрин, я говорю:
– Тут с краю можно заметить…
– Я вижу.
Ее темно-карие глаза внимательно изучают снимок. Затем Кэтрин кладет его на кофейный столик из черного мрамора и подталкивает в мою сторону.
– Что вы об этом скажете? – спрашиваю я.
– Вы хотите знать мое мнение о том, состоял ли мой муж в сексуальных отношениях с этими девочками? Мне нечего сказать по этому поводу. Извините.
– Вы считаете это невозможным? – уточняю я.
– У меня нет оснований полагать, что их взаимоотношения выходили за пределы того, что мы видим на этой фотографии. Празднование победы в школьном матче по регби. Слишком бурное – да. Неподобающее – возможно. Но не более того.
Холли поднимает глаза и впивается взглядом в Кэтрин.
– Я не знаю, связывало ли что-то Фрэнсиса именно с этими двумя ученицами, – продолжает Кэтрин, стиснув явственно дрожащие руки, – но он стал отцом ребенка другой шестнадцатилетней девочки. Которая и сама была почти ребенком.
После столь ошеломляющего заявления Кэтрин тянется к кувшину с ледяной водой, стоящему на серебряном подносе в центре кофейного столика. Наполнив три стакана, она берет один себе, а потом подкладывает под спину алую подушку.
– Мы с Фрэнсисом обручились в тот день, когда мне исполнился двадцать один год, – говорит Кэтрин. – Но вообще-то наш брак был запланирован давным-давно. Наши отцы были знакомы много лет и мечтали породниться с тех самых пор, как я появилась на свет. Возможно, ими руководило стремление объединить родовитость и богатство. Или элементарная мужская спесь.
К моменту нашей помолвки Фрэнсис, пробыв десять лет на военной службе, перешел на работу в министерство обороны. После свадьбы он намеревался уволиться в запас и начать новую карьеру в какой-нибудь компании в Сити. Ему была нужна идеальная жена, которую можно представлять инвесторам и которая сумеет играть роль хозяйки на корпоративных вечеринках.
Я не хочу сказать, что у нас совсем не было романа, но он оказался очень быстротечным, почти скоропалительным. Спустя полтора месяца мы обручились, а еще через три недели он заявил, что свадьбу надо ускорить. Мы планировали многомесячную помолвку, однако вдруг выяснилось, что свадьбу придется сыграть всего через пять недель. Фрэнсис отказывался называть причину, а когда я заговорила об этом с отцом, тот посоветовал с благодарностью согласиться на предложенный план. Как и все остальные, он решил, что я беременна. Но это было не так.