12 ульев, или Легенда о Тампуке

— Помочился? Молодец, папуас. Так. Сегодня за ночь — четыреста миллилитров, — и ушла, безвозвратно сломав боевой настрой.

Алик сменил тактику. Присев на краешек кровати, он ласково зашептал:

— Пойми, тебя будут охранять, помогут выехать из страны...

Что-то жесткое и округлое уперлось ему в бедро.

Рука непроизвольно дотронулась до непонятного предмета. Вместо мягкой человеческой плоти под пальцами оказалось нечто каменное. Безмолвно глядя прямо в глаза посланцу далекой африсанской «Коза Ностры», Алик провел рукой вниз, потом вверх. На лице Мананги появилось выражение ужаса.

Можно знать или не знать русский или, например, идиш. Но когда тебя, беззащитного, наглаживает по ноге совершенно незнакомый полицейский — это внушает определенные опасения. А мужчине нормальной ориентации даже страх. Белый человек плотоядно улыбался. Глаза его лихорадочно сверкали сквозь толстые стекла очков. Мананга затравленно покрутил головой. До действий сексуального маньяка-полицейского никому не было дела. Из последних сил, преодолевая боль в животе и поднимающуюся из глубины души панику, он напрягся и выдал самую трудную для запоминания фразу из «Пособия...»:

— Уи нуждайт у психиатр!

Резким движением Потрошилов откинул одеяло и с вожделением уставился на загипсованную ногу:

— Откуда у тебя гипс?

Мананга потерял остатки самообладания и рявкнул:

— Тампук! Мазэфакэ!

Сестра вопросительно подняла голову, но Алик успокаивающе выставил руку:

— Все нормально.

Негр выдал себя с головой. Едва наркокурьер понял, что его хитрый маневр разоблачен, как сразу перестал прикидываться невинным ягненком. Потрошилов осмотрел гипс. На стопе и по верхнему краю лонгета крошилась. Отломив снизу небольшой кусок, милиционер растер его между пальцами. Как пахнет героин, Алик не знал. Но в крутых американских боевиках так делали все. За неимением ножа пришлось насыпать порошок на ноготь. В результате лизания и обнюхивания четко идентифицировался запах ног. Этот аромат оказался интернационален. Колебания, закравшиеся было в душу сыщика, тут же исчезли при взгляде на негра. Неустойчивая к российской действительности психика дала сбой. Мананга впал в ступор.

Предусмотрительно запасшись пакетиками из-под капельниц, проницательный Потрошилов довел начатое до конца. Действуя исключительно энтузиазмом и ногтями, он получил образцы гипса из пяти разных мест. Вакханалию изъятия вещественных доказательств прекратил заступивший на смену дежурный анестезиолог.

— Вы чем тут занимаетесь, милейший?

Сфокусировав горящий азартом взгляд на внушительном бородатом мужчине, Алик выпрямился:

— Капитан милиции Потрошилов. Провожу опрос пострадавшего.

Беглого взгляда на пациента доктору хватило, чтобы понять — больному от такого опроса живым не уйти.

— Немедленно покиньте отделение! — рявкнул врач. — Катя! — От начальственного баса дежурную сестру, как взрывом, вынесло из-за стола. — Без моего лич-но-го разрешения к больному — ни-ко-го! Ясно?!

Рассовав по карманам вещдоки, Альберт Степанович ретировался гордой рысцой. Покидая больницу, он задержался в приемном покое. Охранники у дверей долго разглядывали его удостоверение. Убрав документ в карман, капитан грозно помахал пухлым пальчиком перед их носом:

— К негру — ни-ко-го! Подданный Республики Нигерия! Это международный скандал! А в Питере даже их консульства нет. Возможно, завтра из Москвы приедет посол...

После его ухода охранники озадаченно переглянулись:

— Что это, ядрена-матрена, было?

— Хрен его знает! Надо в отделение позвонить, спросить, что ли.

Позвонили, спросили. Там хмыкнули, но странный факт пребывания Алика в МВД подтвердили. Хоть и неохотно.

Глава 8 РЕЛАНИУМ НА БРУДЕРШАФТ

После визита капитана Потрошилова Мананга никак не мог успокоиться. Беспардонные сексуальные притязания полицейского вызвали ужас в открытом сердце нигерийца. Кроме того, болела рана на животе и ныла нога. Он попытался что-то объяснить, потребовать... но по-английски никто вокруг не понимал. А из великого и могучего русского языка выветрилась половина разговорника. В смятении, поковыряв проделанные милиционером бреши в гипсе, заброшенный сын африканского народа протяжно запел что-то громкое и заунывное.

— Все в порядке, друг. Вылечим, не переживай! — безрезультатно попытался успокоить его дежурный анестезиолог.

Доктор с тоской взглянул на часы. Если бы не беспокойный клиент, до конца смены можно было немного подремать. Тут негр издал леденящий душу вопль и снова что-то залопотал. Вопли его становились все громче. Чаша терпения переполнилась, и многострадальный доктор позвал сестру:

— Катюша! Вкати Пятнице пару кубов реланиума, чтоб затих. Будем переводить на хирургию. А то работать невозможно — то менты, то концерт без заявки.

Сестра послушно прервала просмотр отрывочного утреннего сна и принялась за солиста. В первую очередь, к кровати была подвезена каталка. Протирая заспанные глаза, девушка широким жестом предложила поющему негру сменить дислокацию:

— "Бони эм", ту-ту! — она изобразила не то паровоз, не то бегуна.