12 ульев, или Легенда о Тампуке

Аккомпанируя бульканью последних глотков псевдоармянского конфиската, задребезжал звонок. Тарас с облегчением выдохнул, кладя на язык дольку лимона. Душа его молила о визите лучшей половины начальника лаборатории, что значительно облегчило бы оставшуюся неделю обучения. Но это была не жена. Как водится, под конец рабочего дня с официальным визитом прибыл капитан Потрошилов... С мешками!..

Тоскливо оценив объем предстоящей работы, Георгий Викентьевич на мгновение задумался, радоваться или нет. Но так и не решил. Зная ответ заранее, он спросил не поздоровавшись:

— Срочно?

Альберт Степанович радостно улыбнулся, в предвкушении сияя глазами:

— Очень! Начальство требует. — Он протянул сопроводительные документы и, понизив голос, многозначительно сказал:

— Арестованы наркодельцы. Нужны убедительные доказательства.

Тарас задумчиво потыкал носком ботинка один из мешков, которые в поте лица заносили два милиционера. Романтическое свидание превращалось в несбыточную мечту. После коньяка работать не хотелось. Впрочем, до него — тоже.

Начальник лаборатории машинально поискал глазами свободное место на стеллаже. Места под кривовато подписанной табличкой, гласившей: «Наркотики Потрошилова», не было. Он вздохнул, набираясь терпения.

— Можно я подожду? — робко спросил Альберт Степанович, от волнения сжимая в карманах кулаки.

Георгий Викентьевич даже не задумался:

— Конечно! — энергично ответил он, надеясь лично выразить свой неистовый восторг по поводу грандиозной победы сыщика над наркомафией. А заодно и произнести ему все те слова, которые вот уже почти тринадцать лет не решался сказать жене. — Думаю, вам необходимо дождаться результата анализов.

Приготовившись к ожиданию, Алик сел в угол, на шаткий стул. Милиционеры, закончив вносить мешки, ушли. Груда посреди лаборатории осталась. Началась работа.

Вскрыв первый мешок, Тарас помахал рукой, разгоняя облачко невесомой белой пыли и, неудержавшись, чихнул, прикрывая нос ладонью. Начлаб принюхался. По комнате распространялся до боли знакомый запах прошлых экспертиз. Он аккуратно произвел забор пробы из середины мешка, стараясь не испачкаться. Небольшая щепотка, насыпанная в склянку, при внимательном рассмотрении, обнюхивании и пробе на вкус, методом нанесения пальцем на язык, получила высокую экспертную оценку:

— Великолепное качество! — воскликнул Георгий Викентьевич, глядя в потолок и причмокивая.

Тарас в изумлении замер с реактивами в руках. Алик привстал с места, сдерживая эмоции, стараясь не демонстрировать открыто рвущегося наружу ликования.

— Ваши наркодельцы — просто кудесники! Героин... — в голосе начлаба звучало торжество, — превратили в... отменный гипс.

Алик чуть не упал обратно на стул. Уши запылали, распространяя румянец на щеки и шею. Тут же ему вспомнился начальник РОВД с его недвусмысленным служебным гороскопом. В голове навязчивым рефреном звучал реквием карьере сыщика в исполнении Владимира Семеновича Высоцкого: «Я сказал: „Капитан, никогда ты не будешь майором-м!“»

Практикант добросовестно провел химический анализ пробы. Его происходящее касалось мало. Первоначальное заключение подтвердилось на сто процентов — примесей в гипсе не было.

— Следующий! — Георгий Викентьевич вошел в раж.

Результат оказался идентичным первому. К четвертому мешку картина стала ясна. Кроме мрачных оттенков, в ней ярко-красным пульсировал стыд, заливая лицо капитана прилившей кровью. Перед глазами его стояла издевательски скрюченная, нахальная спина Профессора, трусливо ныряющая за угол.

Язвительность начальника лаборатории достигла апогея. Неизвестно, какими путями блуждающая научная мысль связала тихий террор со стороны супруги и служебное рвение «некоторых сотрудников», но развитие этой параллели придавало речам Георгия Викентьевича особый пыл. Алик получал за всех.

— Вот, например, некоторые женщины, — громогласно изрекал эксперт, черпая из очередного мешка белый порошок, — настолько некомпетентны и настырны, что их можно сравнить лишь с людьми, прущими сюда гипс. Как будто мы здесь от безделья переломы лечим!

Анализ содержимого полиэтиленовых мешков приобретал поточный характер. Пробы извлекались, исследовались органолептически, то есть носом, языком, глазами и руками, и отправлялись к практиканту для химического подтверждения.

Начлаб звучно сплевывал в раковину, после чего выдавал очередную уничижительную реплику, переходя к следующему образцу. В комнате плавали белое пыльное облако и сладкий туман мести.

Альберт Степанович стойко потел, краснел, но с места не двигался. Он старался вспомнить целиком хоть один куплет из песни. Однако на ум приходили только отдельные строчки. Например: «...Я сидел, как в окопе под Курской дугой-й...»