12 ведущих философов современности

Но будет ли принятие каждым ПЗ столь же удачным выбором, как и принятие П2? В обоих случаях все будут отдавать предпочтение родным и близким. Но в приведенном выше случае это предпочтение является условным. То есть если все примут правило ПЗ, то они изъявят желание пожертвовать интересами родных и близких, если недостаточное число людей проявляет готовность помогать бедным. Может получиться так, что личные отношения, упомянутые в условном правиле ПЗ, окажутся менее ценными, чем отношения, упомянутые в безусловном правиле П2.

Итак, перед нами дилемма: если мы утверждаем, что моральные принципы — это такие принципы, универсальное принятие которых улучшит существующее положение вещей в мире, то, значит, мы получаем результат, согласно которому моральными принципами могут считаться также альтернативные принципы, многие из которых просто чудовищны. Если же, с другой стороны, мы считаем, что моральные принципы — это такие принципы, принятие которых любым числом людей сделает лучше положение вещей в мире, то в результате сможем утверждать, что существуют принципы, которые можно считать моральными, по крайней мере некоторые из них.

Эту проблему можно решить, определив самые важные принципы в понятиях подчинения, а не принятия. Дело в том, что человек может подчиняться некоему правилу в том смысле, что все его поступки не расходятся с этим правилом, — при том, что это не является его рассудочным выбором. Отсюда мы можем определить моральные принципы как принципы, подчинение которым любого числа людей приводит к улучшению существующего положения дел (или, во всяком случае, к его сохранению даже в том случае, если универсальное принятие этих принципов не приведет к улучшению положения дел). В конце концов в мире, где достаточное число людей прилагает усилия для помощи бедным, правила П1 и ПЗ содержат одни и те же предписания, и поэтому каждый, кто подчиняется П1, автоматически подчиняется и ПЗ. И наоборот, универсальное подчинение ПЗ, по сути, есть то же самое, что подчинение П1. Если принцип обладает таким свойством, что согласие с ним любого числа людей приводит к улучшению положения дел, то мы можем назвать такой принцип приспособительным.

Итак, мы можем избежать вышеупомянутой дилеммы, если переформулируем положение консеквенциалистов таким образом, чтобы оно утверждало, что действие морально в том случае, если оно находится в согласии с приспособительными принципами. Точно так же мы должны пересмотреть кантовскую договорную формулу таким образом, чтобы она утверждала, что действие морально в том случае, если не противоречит принципам подчинения, с которыми сознательно согласится каждый член любой группы людей. Если аргументация Парфита верна, то результирующая формулировка будет соответствующей: обе формулировки позволяют только такие действия, которые согласуются с приспособительными принципами. Но если мы решимся на такой пересмотр, то сильно приблизимся к принятию теории последствий действия, так как она может показать, что действие, допустимое с точки зрения приспособительных принципов, должно по необходимости быть действием, приводящим к улучшению существующего положения вещей, и поэтому оно должно быть допустимым также с точки зрения теории последствий действия. Значит, мы можем столкнуться с выводом о том, что даже в своих лучших формулировках консеквенциализм, кантианство и контрактуализм сходятся на точке зрения, весьма напоминающей теорию последствий действия. Если это так, то тезис Парфита о том, что три основные школы теории морали сходятся, еще только предстоит доказать. Но вершина, на которой они сходятся после восхождения на гору философии морали, оказывается очень далеко от двух или трех базовых лагерей, откуда было начато восхождение.

Заключение

Работы Парфита пользуются огромным влиянием. Их значимость определяется не только высказанными в них идеями, но также способами их подачи. Труды Парфита отличаются ясностью изложения, строгостью аргументации, тщательностью исследования теоретических альтернатив, изобретательностью и живостью построения примеров, а также широтой стратегии построения доказательств, невиданной в истории философии морали. Многочисленные читатели Парфита, включая многих ведущих специалистов по этике, находят его работы подлинным откровением, так как Парфиту удалось впервые показать, насколько плодотворной может быть философия морали.

Парфит начинает «Причины и личности» эпиграфом из Ницше: «Снова дозволен всякий риск познающего; море, наше море снова лежит перед нами открытым; быть может, никогда еще не было столь “открытого моря”». Мы можем лишь надеяться, что будущий прогресс философии морали, как и ее развитие в настоящем, будет дальнейшим плаванием по морю, «открытому» для нас в сочинениях Парфита.

11 МАКДАУЭЛЛ

Мэри Макгин

Введение