12 Жизнеописаний

Консулы попросили Филиппо, чтобы он взялся за работу вместе с Лоренцо; однако он этого не захотел, предпочитая быть первым в одном только искусстве, чем равным или вторым в этом деле. Поэтому он подарил Козимо Медичи, сделанную им из бронзы сцену, которую тот впоследствии поместил в старую сакристию Сан Лоренцо на лицевой стороне алтаря, где и находится поныне; сцена же, исполненная Донато, была помещена в здании цеха менял ²³. После того как Лоренцо Гиберти получил заказ, Филиппо и Донато сговорились и порешили вместе покинуть Флоренцию и провести несколько лет в Риме, Филиппо – чтобы изучать архитектуру, а Донато – скульптуру ²⁴. Филиппо это сделал, желая превзойти и Лоренцо и Донато в ту меру, в какую архитектура более необходима для человеческих нужд, чем скульптура и живопись. И вот после того, как Филиппо продал маленькое имение, которым он владел в Сеттиньяно, покинув Флоренцию, отправились в Рим. Там, увидав величие зданий и совершенство строения храмов Филиппо обомлел так, что казалось, будто он был себя. И так, предавшись измерению карнизов а то планов этих сооружений, он и Донато, работали без устали, не щадили ни времени, ни издержек. Не оставили они ни одного места ни в Риме, ни в его окрестностях, не обследовав и не измерив всего того, что они могли найти хорошего. А так как Филиппо был свободен от домашних забот, он, отдавши себя на достижение своим изысканиям, не заботился ни о еде, ни о сне единственной целью его была архитектура, которая в то время уже погибла, – я имею в виду хорошие античные ордера, а не немецкую и варварскую архитектуру, которая была очень в ходу в его время. А носил он в себе два величайших замысла: один из них – восстановление хорошей архитектуры, так как он думал, что, вновь обретя ее, он оставит по себе не меньшую память, чем Чимабуэ и Джотто; другой – найти, если это было только возможно, способ возвести купол Санта Мария дель Фьоре во Флоренции. Задача эта была настолько трудна, что после смерти Арнольфо Лапи ²⁵не нашлось никого, кто бы решился возвести его без величайших затрат деревянных лесов. Однако он об этом своем намерении ни разу не поделился ни с Донато, ни с кем бы то ни было, но не проходило дня, чтобы он в Риме не обдумывал все трудности, заключенные в Ротонде, с точки зрения способа возведения купола ²⁶. Он заметил себе и зарисовал все античные своды и постоянно их изучал. А когда они случайно обнаруживали зарытые куски капителей, колонн, карнизов и подножий какого-нибудь здания, они принимались за работу и копали, чтобы добраться до самого, основания. Вследствие чего об этом стали распространяться слухи по Риму, и когда они, одетые кое-как, проходили по улице, им кричали: «кладокопатели», так как народ думал, что это люди, занимающиеся колдовством для нахождения кладов. А поводом к этому было то, что они однажды нашли древний черепок, полный медалей. У Филиппо не хватило денег, и он перебивался, оправляя драгоценные камни дня своих друзей – ювелиров. Между тем как Донато вернулся во Флоренцию, он остался в Риме один и с еще большим прилежанием и рвением, чем прежде, неустанно подвизался в поисках развалин этих строений, пока не зарисовал все виды строений, храмов круглых, четырех- и восьмиугольных, базилик, акведуков ²⁷, бань, арок, цирков, амфитеатров, все виды храмов из кирпича, в которых он изучил перевязи и сцепления, а также кладку сводов; он обследовал все способы связи камней, замковых и консольных, и, наблюдая во всех больших камнях дыру, выдолбленную на середине постели, он установил, что это для железного прибора, который у нас называется «уливелла» и при помощи которого поднимаются камни. Он обновил его так, что им с того времени снова стали пользоваться. Итак, им было установлено различие между ордерами: дорийским, ионийским и коринфским, и эти изыскания его были таковы, что дух его приобрел в иной степени способность видеть в своем воображении Рим таким, каким он был, когда еще не был разрушен.