127 часов. Между молотом и наковальней

— Какая у тебя дальность? — крикнул я.

— Не знаю.

— Переключи свой бипер на передачу.

Я хотел знать, на каком расстоянии друг от друга мы будем гарантированно ловить сигнал.

— Ты меня ловишь? — закричал он.

— Сейчас нет. Давай ко мне.

— Хорошо! Я пошел! Пошел!

— Стоп! Вот — тридцать восемь!

Мой бипер поймал бипер Чедвика в тридцати восьми метрах.

— Переключи обратно на поиск!

Итак, прочесывая шестисотметровый снежный язык и выдерживая дистанцию между нами в тридцать метров, мы должны были пересечь всю зону лавины пять раз вверх и вниз. Но у нас нет на это времени.

Думай, Арон, думай.

— Чедвик! Мы сейчас оба наверху. Посмотри, где мы оба остановились, проведи линию. Марк должен быть на той же самой линии. Вот только выше или ниже нас?

Чедвик не ответил. Я вернулся, перелез через край лавинного языка и еще раз внимательно осмотрел нижнюю часть горы. Большинство из тех, кто был погребен лавиной и выжил, были найдены в первые пятнадцать минут поиска. Через полчаса шанс реанимировать найденного уже незначителен. У нас не было времени на то, чтобы ходить вверх и вниз. Надо было выбрать одно из двух. Я крикнул:

— Я ничего не увидел, никаких следов внизу. Он над нами! Пошли!

Я не был уверен, что это именно так, но мы должны были сделать выбор. Если Марк еще жив, наши колебания могут убить его в ближайшие несколько минут.

Держа дистанцию в тридцать метров, мы с Чедвиком медленно двинулись вверх по склону к очередному вздыбленному валу, до которого было метров пятнадцать. Вдруг Чедвик замедлил шаг, еще мгновение — и он выпалил:

— Сорок восемь! Я поймал сигнал!

Марк! Мы продвигались тяжело, бедра просто горели, легкие жгло огнем, ноги заплетались. Марк! Нет времени перевести дыхание. Я перевалил через небольшой гребешок, и вдруг мой бипер ожил: 38, 37, 34… 28… 24. Я был близко. Потом я увидел небольшой предмет — это был носок лыжи. Я смог разглядеть лейбл К2.[59]

— Я нашел его! Вижу носок лыжи!

Чедвику надо было исследовать большую, чем мне, площадь, и он затормозился, отставая от меня все ниже и дальше.

— Марк! — закричал я. — Мы идем!

Чедвик крикнул:

— Арон! Возьми лопату!

Я был близко. 18… 15… Я не мог вернуться за лопатой.

— Нет! Давай живо сюда!

Когда я наводил бипер на лыжный носок, прибор начинал пищать быстрее и выше тоном, как детонатор перед взрывом. 11… 8… 4… Сквозь резкий настойчивый писк я расслышал жалобный стон, потом еще раз.

— Марк! Я здесь!

Я исследовал полтора метра вокруг лыжного носка и скинул ком снега размером с портфель, ориентируясь на стон. Клок золотистых волос и кусок красной куртки высовывались из кучи сцементированного снега.

— Марк! Ты меня слышишь?

Марк не мог ждать, времени было в обрез, так что я должен был точно все рассчитать. Сначала я отгреб снег от его лица, чтобы он мог дышать, и при этом несколько раз случайно стукнул его по голове, довольно сильно. Я откинул перекрученную перчатку от его рта и оторопел, пораженный свинцовым оттенком его лица. Я вгляделся в него — это было лицо мертвеца или призрака. В своей жизни я видел четырех мертвецов, и у всех у них цвет лица был гораздо более живой, чем сейчас у Марка.

Я задрал его голову и выудил кусок льда, который затыкал ему рот. С момента схода лавины прошло двенадцать минут, и большую часть этого времени Марк был без воздуха. Он пробурчал, что замерз и устал, и я вздохнул с облегчением.

Рывком я распрямился из своей скрюченной позы и побежал к Чедвику. На полпути он кинул мне лопату. Поймав ее в полете, я рванул назад к Марку. Теперь, когда Марк мог свободно дышать, главная опасность — это низкая температура. Его закопало в снег гораздо глубже, чем меня, и от переохлаждения он может в любой момент потерять сознание и умереть. Первым делом я откопал ему левую руку — она была частично снаружи, — затем спину и левую ногу. Чедвик подошел и стал разговаривать с Марком, пока я лихорадочно копал и откидывал снег вниз по склону. Мне нужна была помощь, чтобы отгрести весь этот тяжелый снег. Откопав Марков рюкзак и отвязав от него лопату, я сунул ее под нос Чедвику:

— Помоги мне копать!

— Не могу, у меня руки замерзли. Ничего в них не держится.

В лавине Чедвик потерял обе перчатки и, после того как сначала откапывал меня, а потом карабкался через огромные снежные глыбы, привел свои руки в совершенно нерабочее состояние. У меня была только одна двойная перчатка. Содрав внешнюю, я отдал ее Чедвику, несмотря на его протесты:

— С моими руками уже все. Береги свои.

— Бери, кому сказано. Выверни ее и надень на правую руку. Помоги мне копать.

Затем я выдернул перчатки Марка, левую дал Чедвику, а правую взял себе.

И тут я наконец заметил какое-то движение у хижины, в полукилометре от нас вверх и направо по склону. Люди казались крошечными точками; я сложил ладони рупором и закричал что было силы:

— НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ! НА ПОМОЩЬ!

До меня донесся слабый ответ:

— Мы идем!