127 часов. Между молотом и наковальней

Третий литр я осушаю более медленно, даже на минуту-другую ставлю твердую пластмассовую бутылку в песок, чтобы порыться в рюкзаке и выложить то, что можно оставить здесь. Я откладываю сломанный плеер и два поцарапанных компакт-диска и решаю, что все остальное пойдет со мной. Достав цифровик, фотографирую двойную веревку, свисающую с Большого сброса, затем вытягиваю левую руку с камерой вперед, чтобы сделать автопортрет на фоне лужи. Сейчас 12:16. Я ликую, что смог забраться так далеко, но на снимке остаются безобразная восьмидневная щетина, пятнышки запекшейся крови после операции и перекошенная от беспокойства физиономия. Засунув фотоаппарат и видеокамеру во внешний сетчатый карман рюкзака, я старательно насаживаю загубник на обрубок трубки, оставшийся на дне резервуара моего кэмелбэка, и заполняю контейнер двумя литрами сладкой воды.

Все еще потягивая третий литр, достаю сложенную копию путеводителя и меряю расстояние до первой вехи своего похода — слияния каньонов Блю-Джон и Хорсшу. Карта размечена в километрах, и, пересчитав расстояние, я прикидываю, что от того места, где я сижу, до слияния добрых две мили. Еще полмили останется пройти до границы Каньонлендс, две мили спустя я миную Большую галерею, которая в подписи к фотографии названа «возможно, лучшей [стеной с петроглифами] в мире». Еще три четверти мили или, может быть, миля, и я дойду до первого водоема в Бэрриер-Крик. Это значит, что до следующего места, где теоретически можно найти воду, мне предстоит добираться часа два. Нет никакой уверенности в том, что вода там вообще есть, — это будет зависеть от уровня грунтовых вод и от того, выпадали ли дожди на неделе перед моим приездом в Юту, — но вода мне к тому времени уже понадобится, есть она там или нет.

Лучшее, что я могу сделать в качестве подготовки к своему походу, это наполнить кэмелбэк и бутылку и плотно их закрыть. Я готов к бою. Встаю и чувствую, как вода плещется у меня в желудке. Как бы я хотел отдохнуть и дать воде наполнить все системы организма. Но я медленно истекаю кровью, и у меня есть три, максимум четыре часа, чтобы уйти отсюда. Я сделал свой выбор час и сорок пять минут назад, когда отрезал себе руку. Теперь я просто решаю следовать этому выбору — добраться до пикапа и доехать до клиники или, если не смогу, то до телефона.

Выйдя на открытое, солнечное, песчаное дно каньона, я начинаю восьмимильное путешествие. Жара немедленно нарушает хрупкий водный баланс, восстановленный мной у лужи, и через двести метров мне приходится выпить еще немного. Преодолев мороку, связанную с извлечением бутылки из рюкзака, я выщелкиваю из обвязки последний оставшийся карабин без муфты и вщелкиваю его застежку в петлю на крышке бутылки, затем цепляю металлическую петлю на ремень, свисающий с левой части мягкого поясного ремня моего рюкзака.

Я прохожу мимо нескольких больших тополей и зарослей тамариска, свидетельствующих о том, что через эту часть каньона проливаются мощные потоки воды. Еще через сто метров растительность редеет. Я устаю от ходьбы в обвязке, когда спусковуха и лесенка болтаются перед бедрами, поэтому вытаскиваю поясной ремень обратно через кольцо безопасности и, дрыгая ногами, сбрасываю с себя по очереди все петли, пока обвязка и все, что к ней прицеплено, не падает на песок, как клубок мертвых змей. «Пусть это будет чей-нибудь небольшой приз, — думаю я, — такой славный трофей». Минуя первые изгибы каньона, пересекаю открытый сорокапятиметровый участок, чтобы воспользоваться тенью на краю вымоины, но ходьба дается мне с трудом, даже в умеренном темпе, жажда иссушает меня через минуту после глотка воды. Пройдя одну-единственную милю, я чувствую себя так же, как на полке перед дюльфером, а ведь я уже выпил целый литр, треть моего водного запаса.

Не прошло и десяти минут с тех пор, как я оставил лужу, и мой кишечник просыпается — впервые после субботнего утра. Я знаю, что сейчас будет, и знаю, что это будет прямо сейчас. Я бросаюсь к углублению у края промоины, где случайное наводнение вырезало скамейку на внешнем изгибе русла, и торопливо расстегиваю ремень на шортах. Еле успеваю снять три слоя одежды — шорты, велосипедные шорты и белье — и тут же оскверняю скальный склон. Вода, которую я выпил, протекла через мой желудок и наводнила кишечник.

Ну, парень, ты даешь… Господи боже ты мой, ужас-то какой!

Мало мне других забот, теперь я пытаюсь как-то отчиститься. Вытираться нечем; у меня нет ничего, кроме одежды, а она мне вроде как нужна. Я натягиваю белье, но снимаю велосипедные шорты и сую их сверху в рюкзак. Надеваю обратно штаны коричнево-кровавого цвета и чувствую, что без черных шорт с амортизирующей прокладкой стало на десять градусов прохладнее. Нет времени рефлексировать, этот эпизод остается в прошлом.