Даже рассуждая таким образом, я боюсь, что уже брежу, что звуки слышны только в моей голове. Я прислушиваюсь, затаив дыхание.
Да! Шумы искажены и далеки, но знакомы мне: обувь шуршит по песчанику. Вероятно, это группа любителей походить по каньонам спускается по первому сбросу у S-образной деревяшки.
— Помогите!
Эхо моего крика замирает в каньоне. Не дыша, я прислушиваюсь, жду ответа. Ничего.
— ПО-МО-ГИ-ТЕ!
Отчаяние, слышное в срывающемся крике, расстраивает меня. Я снова задерживаю дыхание. После того как стихает эхо, не слышно больше ничего, кроме бешеного стука моего сердца. Критический момент проходит, надежды испаряются, и я понимаю, что в этом каньоне нет никаких людей.
Мой боевой настрой рушится, это так же больно, как было в первый раз, когда девушка разбила мне сердце. И тут я снова слышу шум. На сей раз слушаю внимательнее и жду. Звуки, которые я принял за шаги приближающихся туристов, издавала сумчатая крыса в своем гнезде, устроенном в мусоре над очередной каменной пробкой сзади меня, выше моей головы. Я разворачиваюсь и успеваю увидеть ее хвост в кучке сухих стеблей, потом зверек исчезает в норе.
В этот момент я даю себе клятву, что звать помощь буду только один раз в день. Очень уж напугал меня мой собственный дрожащий голос, и, если вопить слишком часто, я рискую подорвать шаткое спокойствие и здравомыслие, которые с таким трудом поддерживаю. Трезво глядя на вещи, я понимаю, что никаких людей здесь не появится до следующих выходных, — это самое раннее, когда спасатели пойдут по каньону в поисках моего тела. Мой голос слышен на расстоянии максимум пятьдесят метров, а люди не подойдут ближе чем восемь, а то и одиннадцать километров. Поэтому орать и взывать о помощи не имеет никакого смысла. Это меня только пугает.
Часа в два дня я еще раз обдумываю свое положение и имеющиеся варианты. Ожидание помощи, попытка разбить или поднять камень не привели к успеху. Впервые я серьезно рассматриваю перспективу ампутации руки, продумываю процесс и последствия. Я вынул и разложил вокруг себя все, что у меня есть, и оцениваю возможное применение каждого предмета при операции. Две самые большие проблемы: режущий инструмент, которым можно сделать ампутацию, и жгут, который спасет меня от потери крови. В моем мультитуле есть два лезвия: четырехсантиметровое — более острое, чем семисантиметровое. Длинное лезвие я оставляю для того, чтобы долбить им валун, короткое — для потенциальной операции.
Я инстинктивно понимаю, что даже острым лезвием не смогу распилить свои кости. Я видел ножовки, которыми доктора времен Гражданской войны[48] ампутировали ноги и руки пациентов в полевых госпиталях, у меня же нет ничего, что хотя бы приблизительно напоминало элементарную пилу. К тому же мне хочется обойтись минимальными потерями, отрезать как можно меньше. Поэтому я думаю только об операции на костях предплечья и не рассматриваю самый простой вариант — разрезать мягкий хрящ локтевого сустава. Эта возможность просто не приходит мне в голову.
Ярко вспоминается героиновый наркоман из какого-то фильма, который кололся, обмотав руку длинной резиновой трубкой. У меня появляется идея попробовать в качестве жгута трубку от пустого кэмелбэка. Я выдираю шланг из резервуара, и мне удается завязать его прямым узлом вокруг верхней части предплечья, чуть ниже локтя. Расположение жгута я выбираю, не обдумав точки давления рядом с бицепсами. Я рассчитываю, что закручу его так сильно, что повредится часть руки, значит, нужно расположить жгут максимально близко к месту разреза, где рука уходит в каменную трещину. Узел довольно слаб, мне не удается затянуть его после трех попыток. Пластик, из которого состоит трубка, слишком жесткий, чтобы шланг передавил руку. Жгут свободно болтается на руке. Я ищу палку, чтобы вставить в него, но не нахожу достаточно толстой. Чтобы затянуть узел, потребуется усилие, которое сломает любую палку из имеющихся.
У меня есть часть связанной в кольцо фиолетовой стропы, я развязываю узлы и два раза оборачиваю вокруг предплечья. Через пять минут мне удается завязать двойной узел, но все равно петли слишком свободны, чтобы остановить кровообращение. Итак, мне опять нужна палка… Да, но я же могу затянуть петли карабином, я буду крутить его и с достаточной силой сожму петли на руке. Я протаскиваю защелку последнего неиспользованного карабина через петли и поворачиваю дважды. Давление растет, петля глубоко врезается в кожу предплечья, запястье бледнеет и приобретает цвет рыбьего брюха. У меня получилось соорудить вполне приличный жгут. При виде плодов своего кустарного медицинского труда я испытываю некоторое удовлетворение.