Я медленно моргаю, кровавый образ начинает кружиться в тошнотворном водовороте, но затем состояние стабилизируется, и я постепенно прихожу в себя. Закончив отвратительные медицинские опыты, я снова оцениваю свою ситуацию. Я перепробовал все варианты, и каждый из них оказался или неэффективным, или смертоносным. У меня не осталось больше вариантов. Каждый из них я исследовал и попробовал все сценарии, но не могу продвинуться дальше ни по одному. По каждому пути я прошел так далеко, как смог, и я не могу реализовать ни один из них. Я умру раньше, чем придет помощь, я не могу вытащить кисть, не могу сдвинуть камень, не могу его раскрошить, не могу его поднять. Я не могу отрезать себе руку. Впервые я впадаю в глубокую депрессию. Я загнан в угол, оптимизм, поддерживавший мои силы в течение предыдущего дня, улетучивается. Мне страшно и одиноко, я злюсь, я начинаю ныть: «Я умру». Видимо, это случится не прямо сейчас, через ближайшие пару дней, но какая разница, когда именно.
Я умру здесь.
Я загнусь здесь.
Я иссохну здесь, когда обезвоживанию надоест ходить вокруг да около и оно убьет меня.
Зачем я тогда вообще пью эту воду? Так я только продлеваю свои мучения. В порыве малодушия я мечтаю о наводнении, которое прекратит все страдания разом. Меня посещает мысль вскрыть себе вены. Отчаяние вдруг оборачивается подростковой яростью. Я ненавижу этот булыжник! Ненавижу его! Ненавижу этот каньон! Ненавижу эту холодную могильную плиту, сдавившую мою руку. Ненавижу слабый затхлый запах зеленоватой слизи, тонким слоем покрывающей основание южной стены каньона за моими ногами. Ненавижу ветер, метущий песок мне в лицо. Я ненавижу тусклую тьму этой ловушки для клаустрофобов, где даже песчаник выглядит угрожающим.
«Я! Ненавижу! Все! Это!» Отбиваю каждое слово ударом левой ладони по валуну, и на моих глазах выступают слезы. Эхо моих страданий отражается от стен каньона и растворяется в дневном воздухе. И тогда внутренний голос — голос моего разума — произносит холодно и спокойно:
Ко мне приходит отчетливое понимание ответственности за свое положение, и это усмиряет мой гнев. Отчаяние никуда не девается, но я перестаю лупить по камню. Одна и та же мысль ходит кругами у меня в голове: «Кристи и Меган были ангелами, посланными, чтобы спасти меня от меня самого, а я отверг их». Ничего не происходит просто так, но одна из прелестей жизни заключается в том, что нам не дано понимать причины происходящего, — хотя в данном вопросе моя уверенность становится все сильнее. Да, у этих девушек не было ни крыльев, ни арф, но очевидно, что Кристи и Меган вошли в мою жизнь для того, чтобы выполнить определенную миссию. Они пытались предостеречь меня от несчастного случая. Они откуда-то знали, что случится со мной, — я убежден в этом. Снова и снова я вспоминаю последний вопрос, который задала мне Кристи: «И какую такую энергию ты думаешь там отыскать?» Они несколько раз звали меня с собой, но мое упрямство, самоуверенность и амбиции не позволили мне их услышать. Я действительно сам загнал себя в эту ловушку. И, как ни странно это звучит, я всю свою жизнь нарывался на что-то похожее. А как еще я мог оказаться здесь? Мы сами создаем свои жизни, и всю свою жизнь я так или иначе получал то, чего хотел, хотя не очень и понимаю, как это происходит. Значит, я хотел, чтобы со мной что-то подобное произошло. Я искал приключение, и я его нашел.