13-47, Клин

— Я не могу представить себе более идиотской ситуации, — честно сказал я, — только что ты в меня стреляла, теперь я ранен, у тебя по прежнему в руке оружие, но, поверь…

Меня прервал глухой звук упавшего на пол ствола, который Пантера просто отшвырнула в сторону. Я воспринял это как добрый знак и продолжил:

— Пантера, мне нужно многое тебе сказать. Слишком многое. Пожалуйста, выслушай меня.

— Меня зовут не Пантера, — ответила она. — Мне псевдоним не заменяет имени.

— Как тебя зовут? — тихо спросил я.

— Лиз, — ответила Пантера.

— Лиз, — повторил я. — Мне, правда, нужно очень серьезно с тобой поговорить…

— Я слушаю, — сквозь слезы выдавила она.

Я глубоко вздохнул и приготовился к самому тяжелому разговору всей своей жизни.

13

Нога была перетянута выше ран, а я держал в своей руке нож и мрачно смотрел на бедро. Пройдя в жизни через многое, я еще никогда не оперировал себя сам, даже в таких простых случаях, как этот. В республиканской больнице мне совершенно нечего было бы делать. Не хотелось как-нибудь случайно выдать себя и очнуться где-то в тюрьме или сразу на электрическом стуле, либо же у стены для расстрела.

Ни в коем случае.

Нож легко вошел в плоть, разрезая рану и придавая мне новую порцию адской боли. Я попытался расковырять отверстие. Преодолевая мучительные ощущения, кончиком лезвия я, наконец, уперся в сидевшую внутри пулю. Поддел ее снизу, параллельно вспоров еще один кусок собственной плоти. Зарычал от боли и, используя нож как рычаг, достал пулю.

Она была совсем небольшой. Сантиметра полтора в длину и миллиметров пять-семь в ширину. Но боли приносила совершенно несопоставимые со своими размерами.

Я взял со стола дезинфицирующую пену, которую нашел в аптечке у Пантеры, и залил ею рану. На моих глазах жидкость становилась густой и заполняла собой все отверстие. Вместе с этим уходила боль — пена содержала анестетик в своем составе. Напоследок я перетянул место операции бинтом и принялся за точно такое же ранение, но расположенное сантиметров на десять ниже.

Кромсал я себя на кухне. Пантера ушла в спальню, и видеться с ней в ближайшее время мне совершенно не хотелось. В голове эхом звучали ее последние услышанные мною сегодня слова.

«Я не буду больше пытаться тебя убить, Клин. Но и на теплые чувства ты лучше не рассчитывай. Я даже предположить не могу, как теперь мы будем с тобой общаться. Если ты хочешь, можешь куда-нибудь уйти. Держать не стану, выгонять тоже. Ты волен сам распоряжаться своей судьбой».

Кровь шла довольно обильно, не желая быстро свертываться. Это было весьма странно и даже сильно беспокоило меня. Регенерация явно шла на спад. В драке с Пантерой я пропускал удары, реакция стала намного хуже, а травмы и раны ныли до сих пор, не говоря уже о том, что зарастали они гораздо медленнее, чем я привык за двадцать один год моей жизни.

Такого прежде никогда не случалось. Самым поганым было то, что у меня не было ни одной мысли по поводу того, как с этим бороться.

Я вырезал вторую пулю все с той же мучительной болью и злобно схватил со стола флакон с пеной.

***

— Месяц в колонии для несовершеннолетних! — жестким голосом вынес приговор судья. — Приговор изменению и обжалованию не подлежит!

Я мысленно выругался. Тридцать дней за решеткой. Наказание было чисто административным, но, все же, его нельзя было спустить на тормозах. Радовали две вещи: избитый мною мужчина, сбивший Куницу, получил десять лет, а меня все-таки оставили на офицерском, не выгнав с позором в пехоту.

— 13–47, вам есть что сказать? — задал вопрос судья.

Я отрицательно покачал головой.

— Увести!

Под конвоем меня вывели из зала суда.

***

Все мои вещи поместились в рюкзак. Военная форма Альянса, пистолет, тесак и куча бесполезных денежных единиц с моей бывшей земли. Расплатиться здесь подобными, означало то же самое, что добровольно приставить к затылку пистолет и нажать на курок.

Вот только одежду брата Пантеры мне пришлось оставить себе. Не было абсолютно никакого желания перемещаться по вражеской земле в шмотках убитого мной же парня, это походило на варварство. Но еще хуже было то, что альтернатива была единственная — надеть свою военную форму.

Лучше уж варварство, чем самоубийство. Особенно если учесть, что мой организм вел себя странно и непривычно последние несколько часов.

Я закинул рюкзак за плечи и очень тихо двинулся к выходу из дома. Закрыл за собой дверь и вышел на городскую улицу.

Дома здесь стояли в два ряда по обеим сторонам пешеходной дороги. Я не заметил никаких способов передвижения кроме монорельсовой дороги над головой. Это было вполне логично. Если уж приходится жить под герметичным куполом, то не стоит его лишний раз загрязнять изнутри.

На дорогах, как я уже говорил, можно было встретить только людей. Они, как и машины в старых фильмах, двигались в две стороны. Примерно через каждые триста метров стояли лифты, поднимающие людей на монорельс.