13 диалогов о психологии

164 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? чувства, то, спрашивается, какие именно и каким образом. Если ее воспринимают глаза, то она должна быть цветом, если уши — то звуком, если нёбо — то вкусом; то же можно сказать и в применении к остальным чувствам. Но, я думаю, никто не станет утверждать, что субстанция есть цвет, звук или вкус. Итак, если идея субстанции действительно существует, она должна быть извлечена из впечатлений рефлексии. Но впечатления рефлексии сводятся к страстям и эмоциям, а ни одна из тех и других не может представлять субстанции. Следовательно, у нас нет иной идеи субстанции, кроме идеи совокупности отдельных качеств, мы не приписываем этой идее никакого иного значения, когда говорим или рассуждаем о ней…

Идея субстанции… — не что иное, как совокупность простых идей, объединяемых воображением и наделяемых особым именем, с помощью которого мы можем вызвать эту совокупность в собственной памяти или в памяти других людей [4, с. 104-105]. С: Но, насколько я понимаю, здесь речь идет об отрицании материальной субстанции? А.: Немного далее (а я цитировал тебе основное произведение Юма “Трактат о человеческой природе”) Юм говорит, что против существования духовной субстанции говорят и другие аргументы: вообще трудно себе представить, что же такое впечатления, получаемые от духовной субстанции… Опять твердая позиция последовательного сенсуалиста: того, чего нет в ощущениях, просто не существует. Более того, для Юма вообще характерна жесткая критика религиозных представлений о душе и религии в целом как “заблуждений человеческого ума”. Это особенно усилилось в последние годы жизни Юма. Юм даже написал специальное произведение на данную тему — “Диалоги о естественной религии”. При жизни Юм так и не решился опубликовать его, опасаясь преследований церкви, которая давно уже вела с ним яростную полемику. И хотя в завещании Юма, умершего в 1776 году, был пункт о публикации данного сочинения, его душеприказчики долго не решались на это (См. [5, с. 26]). А вот что рассказывает один из биографов Юма о последних годах и часах жизни английского философа.

И.С. Нарский: В последние месяцы перед смертью он практически вел себя как атеист: решительно отказывался принять священника и не раз аттестовал А. Смиту и другим

Ассоциация как “преобладающая” связь идей у Д. Юма 165

своим друзьям всю церковную братию как скопище лицемеров и обманщиков. Незадолго до кончины Юма посетил писатель Джемс Босвелл, который записал свой разговор с ним о религии. Юм говорил, что не верит в загробную жизнь и считает ее “самой невероятной выдумкой” [Тамже, с. 26-27].

А.: Такая жесткая позиция по отношению к религии весьма последовательно вытекала из общей мировоззренческой позиции философа: “ничего на веру”, “все только через опыт”, а под опытом понимались собственные ощущения, то есть явления сознания. С: А что это за А. Смит — не тот ли экономист Адам Смит, которого читал еще Евгений Онегин у Пушкина?

А.: Ты угадал. Он входил в число близких друзей Юма и перед смертью философа обещал ему опубликовать его автобиографию с описанием последних дней жизни Юма. И.С. Нарский: Это сообщение, которое одновременно было послано А. Смитом 9 ноября 1776 г. как открытое письмо издателю Юмовых сочинений вызвало среди ханжески настроенной эдинбургской публики скандал. А. Смит писал в нем, что Юм остался верен себе и в последние часы жизни: он делил их между чтением Лукиана и игрой в вист, иронизировал по поводу сказок о загробном воздаянии и острил по поводу наивности собственных упований на скорое падение религиозных предрассудков среди народа… У могилы Юма в течение недели пришлось держать стражу, дабы не позволить эдинбургским фанатикам осуществить их низкий замысел — они задумали осквернить место захоронения философа [Там же, с. 27]. С: Так что же, Юм материалист?

А.: Нет, он агностик, который как в философии, так и в жизни пытался избежать крайних позиций, встать “над” борьбой материализма и идеализма, придерживался весьма понятной в тех условиях бурно развивавшегося капитализма установки: нам нужны знания и наука, а споры о субстанциях и прочей “метафизике” бесплодны. Но одновременно такой подход Юма сыграл большую роль в развитии эмпирической психологии сознания. Он создал стройную систему этой психологии, опираясь на идеи Джона Локка и Джорджа Беркли, причем немаловажную роль в ней как раз и играл принцип ассоциации идей. Но главное, как мне кажется, — разработка Юмом методологических вопросов психологии как

166 Диалог 4. “Ментальная механика” или “ментальная химия”? науки о сознании. Та самая “естественнонаучная парадигма” изучения сознания, которая в XX веке так остро критикуется, как раз особенно ярко обосновывается в работах Юма. Когда следишь за его рассуждениями, кажется совершенно логичным именно такой подход к изучению сознания и “природы человека” в целом.