13 диалогов о психологии

А.: Таким образом, на основе анализа работ Маркса Рубинштейн намечает объективный подход к анализу сознания человека, о котором говорит и Выготский в несколько ином контексте: бытие сознания не исчерпывается его данностью самосознанию переживающего субъекта; это вторичная, генетически более поздняя форма, появляющаяся у человека (См. [13, с. 21]). Первой, объективной, формой существования психического является “жизнь и деятельность” (См. [Там же, с. 21]). Отсюда — принцип единства сознания и деятельности. СЛ. Рубинштейн: Формируясь в деятельности, психика, сознание в деятельности, в поведении и проявляется. Деятельность и сознание — не два в разные стороны обращенных аспекта. Они образуют органическое целое — не тожество, но единство… Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии; объяснение деятельности требует раскрытия и учета психологических закономерностей. С другой стороны, анализ человеческой деятельности показывает, что самая осознанность или неосознанность того или иного действия зависит от отношений, которые складываются в ходе самой деятельности… Сознание не является внешней силой, которая извне управляет деятельностью человека. Будучи предпосылкой деятельности, сознание вместе с тем и ее результат. Сознание и деятельность человека образуют подлинное единство [13, с. 26-27]. А.: Ты заметил, наверное, что сейчас я обращаюсь к другой работе Сергея Леонидовича, а именно — знаменитому “кирпичу” — толстому учебнику “Основы общей психологии”, который вышел первым изданием ВІ935 году под немного другим названием и был не столь еще толстым. Это были еще “Основы психологии”, в которых Рубинштейн поставил своей задачей обобщить имеющиеся факты в психологии, идеи различных психологических направлений и школ на

Диалог 11. В Деянии начало Бытия

основе принципа единства сознания и деятельности. Однако “возможности решения этой задачи, — пишет его ученица Ксения Александровна Абульханова-Славская, — были ограничены тем, что теории, возникшие в другой логике, в другой методологии, на другой основе поддавались скорее систематическому изложению, чем внутренней систематизации” [14, с. 39]. Вместе с тем, в это время начинаются эмпирические разработки того “абстрактного”, на твой взгляд, принципа единства сознания и деятельности, которые представлены исследованиями как учеников Рубинштейна еще в ленинградский период его деятельности (позже он переезжает в Москву), так и “харьковской группы психологов”, а затем собственно школы Леонтьева.

Обратимся теперь к творческому пути Алексея Николаевича Леонтьева. Творческий путь А.Н. Леонтьева

С: Кое-что ты мне уже рассказал. Леонтьев был сотрудником Выготского, его учеником, который затем пошел своим путем.

А.: Верно. Однако ты еще не знаешь, что приохотил его к психологии не кто иной, как Челпанов, который читал психологию на философском отделении факультета общественных наук Московского университета (См. [15, с. 7]). В то время (а этой был конец 10-х — начало 20-х годов XX века) Челпанов возглавлял Психологический институт. По воспоминаниям Владимира Петровича Зинченко, Леонтьев, ставший сотрудником Челпанова, много раз “говорил о нем с большим пиететом. Более того, А.Н. Леонтьев рассказывал мне, что, когда Георгий Иванович вынужден был уйти из созданного им института, он пришел к нему и сказал, что уйдет вместе с ним. На что Челпанов ответил: “Вы еще молодой человек, у вас впереди вся жизнь, и вы еще не созрели для того, чтобы принимать сознательные решения”. Леонтьев остался в институте. Если бы он ушел, то едва ли стал бы учеником и сотрудником Л.С. Выготского” [16, с. 82].

Вместе с тем в официальных книгах и интервью Леонтьева встречается столь обычный в советское время эпитет в адрес Челпанова — “идеалист”, который “возглавлял институт, весьма отсталый, подражательный и глубоко провинци­альный по своим исследованиям”. Зинченко же считает, что по культуре психологического исследования и “размышлений о душе” институт Челпанова не знал себе равных ни в то время, ни даже в наше, когда, к сожалению, психологическая культура в нашей стране “катастрофическиупала” (См. [16, с. 82-83]). Вообще о Леонтьеве существуетмного воспоминаний в том духе, что он был скорее “партийно-государственным функционером”, послушно проводившим в психологии официальные идеологемы. Но этот образ, как пишут его ученики и близкие, очень далек от истины.