Но … опредмечивание или объективирование не есть “переход в объект” уже готового, независимо от деятельности данного субъекта, сознание которого лишь проецируется вовне. В объективировании, в процессе перехода в объект формируется сам субъект. “Лишь благодаря предметно развернутому богатству человеческого существа развивается, а частью и впервые порождается, богатство субъективной человеческой чувственности: музыкальное ухо, чувствующий красоту формы глаз…” [12, с. 24-25].
А.: При этом деятельность человека всегда носит общественный характер, даже если кому-то представляется, что он работает индивидуально. Ведь он пользуется при этом языком — общественным продуктом, ему даны материалы для его деятельности, но это тоже общественный продукт, и так далее. С: Знаешь, я это предвидел. А.: Что именно?
С: Будет много абстрактных положений и ничего конкретного. А.: Я тоже так и знал. Ты, еще не вникнув, уже говоришь: “Абстрактно”. Но все “конкретности” будут позже, поскольку и в истории советской психологии Рубинштейн сначала сформулировал принцип единства сознания и деятельности именно в такой, как ты говоришь, “абстрактной форме”, а впоследствии этот принцип стал разрабатываться эмпирически в самых различных исследованиях (как
506 Диалог 77. В Деянии начало Бытия
в школе Рубинштейна, так и — параллельно — в школе Леонтьева). Итак, деятельность, по Марксу, понимается не как совокупность реакций, а как целенаправленная активность субъекта, продуктивная, общественная по своему характеру, неизбежно включающая в себя “психологические компоненты” в виде целей, языковых и других значений, смыслов и тому подобное. Помнишь, я приводил тебе притчу о трех людях, таскающих камни? Снаружи, “внешне” это вроде бы одна и та же деятельность, а на самом деле — разная, побуждаемая и регулируемая различными мотивами. Именно в таком “внутреннем” смысле и призывал Рубинштейн изучать человеческую деятельность, опираясь на идеи Маркса. Тем более это требование относится к изучению сознания. СЛ. Рубинштейн: Ошибка интроспективной психологии заключалась не в том, что она хотела сделать сознание предметом психологического изучения, а в том, как она понимала сознание, психику человека… В противовес основной идее интроспективной психологии о непосредственности психики (непосредственный опыт как предмет психологии) у Маркса со всей возможной отчетливостью сформулировано положение об объективной опосредствованности сознания… Эта идея об объективной опосредствованности психики с большой последовательностью проводится Марксом через все его психологические высказывания: для Маркса язык есть “практически существующее для других людей, а значит, и для меня самого реальное сознание…”, “только через отношение к человеку Петру как к себе подобному начинает человек Павел относится к самому себе, как к человеку” и т.д. Этим открывается принципиальная возможность объективного изучения психики. Психика не субъективно, не для познания только представляется опосредствованной; она может быть познана опосредствованно через деятельность человека и продукты этой деятельности, потому что она в бытие своем объективно опосредствована ими…
Основные формулы Маркса о сознании общеизвестны. “Сознание (das Bewuptsein) никогда не может быть чем-либо иным, как осознанным бытием (das bewupte Sein), а бытие людей есть реальный процесс их жизни”… Наряду с этой первой — вторая формула: “Мое отношение к моей среде есть мое сознание”… Сущность сознания в том, что мое отношение к моей среде в сознании человека само дано как отношение, то есть реальное отношение человека к среде становится опосредствованным через идеальное ее отражение, которое практически осуществляется в языке [12, с. 24; 27-28].