13 дверей, за каждой волки

Слушая отца Пола, можно было подумать, что Клей был храбрым, благородным, отзывчивым и верным, желавшим отдать жизнь за свою страну, и такими же были остальные погибшие юноши. Но Клей не казался таким в письмах, которые писал Стелле и которые она читала вслух. В этих письмах он казался милым, нервным и немного глупым. Он много говорил о своих ногах – как они все время болят из-за мозолей, – и что больше всего ему не хватает сна. Говорил, будто хочет, чтобы Стелла была с ним и он мог поцеловать ее «прелестный, как персик, носик», что бы это ни значило. И рассказывал о кошмарах, которые ему снились: с чудовищами, ведьмами и летающими обезьянами, как в «Волшебнике страны Оз». Фрэнки удивлялась, как мог мальчишка, сравнивавший нос Стеллы с персиком, мальчишка, боявшийся летающих обезьян, быть той бесстрашной душой, о которой разглагольствовал отец Пол? Как мог этот мальчишка быть Капитаном Америка с нокаутирующим ударом?

Фрэнки задавалась вопросом, а знает ли кто-то по-настоящему другого человека? Бедный Клей не знал Стеллу. Отец Пол не знал Клея. Собственный отец Фрэнки был загадкой: уехал на пару лет, а потом вернулся и захотел навестить дочек после поминальной службы – прямо какой-то чудной фокус. Мысли обо всем этом приводили в замешательство, и Фрэнки старалась не думать на такие темы.

Когда отец Пол закончил надгробную речь, когда сестры и кузины подошли к алтарю зажечь свечи в память погибших братьев, один из парней встал со скамьи и, подойдя к алтарному ограждению, поднес к губам трубу. Он заиграл «Тэпс»[20], негромко и медленно, с паузами в конце каждой фразы, чтобы другой горнист в колокольне мог повторить эту же часть. Правда, горнист в колокольне был не столько горнист, сколько звонарь, и перевирал ноты. Некоторые дети улыбались, а кто-то даже смеялся. Сэм, с его мягкой натурой, с его желанием выращивать цветы и ухаживать за овощами на грядках, был бы оскорблен тем, что похороны храбрецов превратились в шутку.

Но, возможно, Клей и остальные вовсе не были храбрецами. Может, они допустили ошибки и потому их убили. Сэм не допускал ошибок – Фрэнки это знала. У нее уже хранилась стопка его писем. Военно-воздушные силы отправили его на обучение в Миссисипи, и ему нравилось рассказывать о еде, погоде и растяпах, которые водили вместе с ним транспортные самолеты.

«Вчера – писал он, – когда нам раздали почту, все молча читали письма, и вдруг кто-то громко выругался и воскликнул: “Элис вышла замуж!”. Вот так Юджин узнал, что оказался за бортом. Я бы пожалел его, если бы нам не приходилось из-за него мыть сортиры вне очереди, потому что этот недотепа не умеет правильно застилать койку…

Мы получили увольнительную на вечер и отправились за гумбо. Знаешь, что это такое? Это густой суп со специями и креветками. Я думал, мне не понравится, но ошибся. А Реджи не понравилось, но это потому, что он жрал за десятерых и его весь вечер тошнило, как собаку.

Я получил твое письмо с автопортретом. Все ребята согласились, что ты такая же хорошенькая, как я говорил, и к тому же классный художник! Хэнк сказал, что ты выглядишь не хуже Хеди Ламарр. (Он ошибается, ты гораздо лучше.) Представляешь, он пытался стырить твой портрет! Как будто я бы не заметил. Я ему чуть пальцы не сломал. (Но не сломал.)»

Он подписал письмо: «Люблю, Сэм».

Потом Фрэнки напишет Сэму об этой панихиде, расскажет, что ее испортили, но это только к лучшему; что приходится искать повод для смеха, особенно во время войны.