13 дверей, за каждой волки

– Надеюсь, что да, – ответила Лоретта. – Она получит по заслугам за то, что лгала им всем. Кстати, скольким ребятам она пишет? Пятидесяти? Ста? Не представляю, о чем она им рассказывала.

– Надеюсь, они не заявятся, – произнесла Джоани. – Это было ужасно. Вы видели его лицо: шрам и все такое?

– Он был на войне, дура, – сказала Фрэнки. – Думаешь, на войне с людьми ничего не случается?

Она не хотела представлять, что случается с парнями на войне.

– Ладно, ладно, не кипятись. Я просто говорила…

– Да, хватит, заткнись, – сказала Фрэнки.

– Ричард! – воскликнула Стелла, поднимая фотографию раненого солдата и размахивая ею как флагом. – Это Ричард У.

На лице Лоретты застыла маска гнева. Она перевернула страницу книги так быстро, что разорвала посередине.

– Ты, черт возьми, чуть-чуть опоздала.

Бомбежка

Лоретту наказали за то, что она обругала Стеллу после визита солдата с предложением руки и сердца, но Лоретта не жалела. Как не жалела, когда ее били за вопросы, почему в приюте нет чернокожих малышей, или маленьких мексиканцев, или евреев: разве Христос не был евреем? Впрочем, после наказания она вела себя как обычно: просто читала книги стоя, при этом весело напевая под нос.

А вот Стелла… Стелла жалела. Она жалела, что Ричарда У. отправили домой так скоро, хотя раны его были не такими уж тяжелыми; жалела, что была не готова к его безумному предложению и убогому колечку; жалела, что все это видели; жалела, что монахини забрали ее коробку из-под сигар с именами и фотографиями и перехватывали все новые письма; жалела, что она полуголодная и недолюбленная, при том, что сияет, как звезда, как знаменитость. Разве все те письма не доказательство?

Но больше всего она жалела о том, что попалась, опозорена за безнравственность, тогда как просто писала письма. Она была невинна и жалела, что придется нести позор в одиночку.

Поэтому она сделала единственное, что смогла придумать: рассказала сестре Джорджине, что раскаивается в собственных грехах, но не может раскаяться в грехах за других.

– Что за грехи? – спросила сестра Джорджина, как и предполагала Стелла. – Кто такие другие?

* * *

Сестра Джорджина нашла Фрэнки в классе, где та учила спряжения немецких глаголов. Монахиня схватила ее за волосы и притащила в свой кабинет, захлопнув дверь со звуком пистолетного выстрела. Она швырнула Фрэнки на стол и задрала ей юбку, хотя девушка извивалась и вырывалась. В воздухе засвистел ремень, запев жестокую песню ран и боли. Фрэнки призвала всю свою решимость вытерпеть эту песню, говоря себе, что все скоро закончится, что она может принять боль и унижение, что Сэм – если это из-за него – стоит любых побоев и сам он сталкивается с гораздо худшим. Сестра снова и снова опускала ремень, все время что-то невнятно бормоча. Побои продолжались так долго и были такими сильными, что Фрэнки не выдержала, и ее молитвы о том, чтобы это поскорее кончилось, превратились в мольбы о бомбежке, потому что монахиня не собиралась останавливаться, пока не разорвет свою жертву на куски, и ничего, кроме бомбы, не могло это прекратить.

Я прыгнула между ними, прикрыла собой тело Фрэнки, но ремень проникал сквозь меня и продолжал петь, как бы громко я ни требовала прекратить, просто прекратить, ПРЕКРАТИТЬ!

Крики Фрэнки стали хриплыми, кровь текла по ногам, и за глухими ударами собственного сердца в ушах она уже не слышала непонятного и остервенелого бормотания монахини, не чувствовала ничего, кроме огня в бедрах, пока дверь не распахнулась и не ворвалась сестра Берт. Она схватила занесенную руку сестры Джорджины.

– Nein, Джорджина, – сказала сестра Берт. – Так нельзя.

– Sie muss für ihre Sünden bestraft sein. Sie müssen alle bestraft sein[21].

– Вы же видите, что она вся в крови? Довольно!

– Sie muss lernen![22]

– Это не ее вина, Джорджина, – настаивала сестра Берт.

– Sie lernen nie![23] – взвизгнула сестра Джорджина. – Warum lernen sie nie?[24]

– Вините Гитлера! – сказала сестра Берт. – Вините фашистов! Вините вашего брата за то, что он присоединился к ним!

С бешеными глазами, в сбившемся облачении сестра Джорджина бросилась с ремнем на сестру Берт. Фрэнки скатилась со стола на пол. У меня перед глазами все затуманилось и побелело. Волк завыл.

Оконное стекло взорвалось, словно в него швырнули стул.

Я бросилась к разбитому окну. Внизу, на мостовой, распростерлась девушка с развороченным лицом и окровавленными волосами. «Нет, – произнесла она выбитой челюстью. – Пожалуйста, подождите!»

* * *

Фрэнки проснулась в лазарете. Она лежала на животе, медсестра Фрида обработала раны и перевязала. Ее помощница Беатрис, похоже, несколько месяцев назад исчезла. Фрэнки не знала, куда она делась. Лоретта знала, но пока не говорила. Лоретта сидела у постели подруги, держа ее за руку и поглаживая. Она дала Фрэнки немного воды и вытерла слезы с ее щек.