«13-й апостол» Византии и Крестовые походы

Представители духовного сословия и Константинопольский патриарх Косьма, чья деятельность очень помогла Никифору III в борьбе за власть, получили особые преференции. В частности, своим хрисовулом Вотаниат официально отказался от какоголибо участия в управлении Церковью, тем самым подтвердив предыдущие акты Константина X и Михаила Парапинака. Более того, Вотаниат снял с себя обязанности по рассмотрению судебных дел с участием клириков и отметил, что если такое вдруг и случится, то не по праву царя будет судить священство, а лишь потому, что император входит в состав Синода. Иными словами, по поручению патриарха (!)[123].

Попутно он раздавал чины и награды, совершенно не заботясь о том, насколько государственная казна может вынести новые расходы. А она совершенно истощилась к этому времени. Малая Азия, почти полностью захваченная турками, естественным образом выпала из списка налогоплательщиков. С европейских фем деньги собрать было отнюдь не легче. И чтобы покрыть все увеличивающиеся расходы, Вотаниат продолжил подделывать монету, и, как следствие, наступил жесточайший финансовый кризис[124].

Однако император словно не замечал этого. Он продолжал щедро награждать союзниковтурок и высших сановников, поддержавших его. А также принял меры по повышению своего личного авторитета среди семейства Дук, имевшего все основания быть недовольным его правлением. Бывшая императрица Евдокия получила разрешение жить в Константинополе с детьми, ее дочери удачно выданы замуж, а брат свергнутого Михаила Парапинака Константин Дука был введен в круг самых знатных царедворцев[125].

Вскоре этот царственный ловец удачи, клятвенно отказавшийся от власти, отправился по императорскому указу на Восток на войну. Казалось бы, о нем вскоре забыли, но в действительности мы столкнемся с ним в самое ближайшее время. Нет никакого сомнения в том, что в этих поступках Никифором III двигало не только чувство благодарности, но, главным образом, желание обосновать законным образом свои права на царство. Вотаниат прекрасно понимал, что в Византийской империи проживает большое число аристократов, имевших по знатности рода и родству с семейством Дук более прав на титул императора, чем он. Если верить некоторым источникам, первым напомнил о праве юного Константина Порфирородного Дуки на царство Алексей Комнин. В один из дней он получил аудиенцию у василевса и предложил ему такой вариант: Никифор III признает порфирородного Константина Дуку соимператором, но в действительности будет самостоятельно управлять Римским царством вплоть до своей смерти, после чего уже зрелый Константин станет единодержавным императором. Конечно, Вотаниат отказался от этой идеи и затаил подозрения в отношении Комнина[126].

Но положение Вотаниата было непрочным, и он его еще более усугубил, в скором времени решительно испортив отношения с Римской курией и норманнами. Началось с того, что император имел неосторожность аннулировать брачный договор брата Михаила VII с норманнской принцессой, дочерью Гвискара, что повергло вождя скандинавов сперва в недоумение, а затем в ярость. Герцог спешно нашел в Риме грека, внешне похожего на низложенного императора, а папа Григорий VII сознательно пошел на обман и признал того василевсом Византии, свергнутым Михаилом Парапинаком. Сам Никифор III был торжественно отлучен понтификом от Церкви, как клятвопреступник и вор чужого царства. Впервые за много столетий возник открытый разрыв отношений между Римской кафедрой и Византийским императорским домом[127].

Поразмыслив, царьстарик решил, что легитимизация его статуса возможна самым коротким путем через соединие брачными узами с кемнибудь из женщин семьи Дук. После некоторого раздумья выбор Вотаниата пал на Марию Аланскую, жену Михаила VII Парапинака. И, конечно, в данном случае приятное совмещалось с полезным.

Во всех отношениях это была прекрасная партия для любого, самого высокородного аристократа, поскольку отцом Марии являлся Грузинский царь Баграт IV (1027—1072), а матерью Аланская принцесса Борена. Брат Марии Георгий II (1072—1112) унаследует царский трон Грузии. Что ж касается внешних данных, то современники писали о ней так: «Была она высокой и стройной, как кипарис, кожа у нее бела, как снег, а лицо, не идеально круглой формы, имело оттенок весеннего цветка или розы. Кто из людей мог описать сияние ее очей? Ее поднятые высоко брови были золотистыми, а глаза голубыми. Чары императрицы, сияние ее красоты, любезность и обаяние ее нрава, казалось, были недоступны ни описанию, ни изображению»[128].