13-й Император. «Попаданец» против Чертовой Дюжины

— Благодарю, ваше величество, за столь лестную оценку, — медленно ответил Николай Семенович, думая про себя, что бы ответить. Слишком уж велик шанс был ошибиться и высказать не то, что хотел бы услышать собеседник. А учитывая, что в разговоре с ним император был явно заинтересован, как следовало из приглашения, допустить ошибку могло дорогого стоить.

Государь в последнее время стал основной темой сплетен и пересудов в столице, со многими из которых Лескова уже познакомили коллеги по редакции. Одни говорили: новый император — вылитый Павел I, безвозрастное дитя, не наигравшееся в игрушки и путающее реальную жизнь с детскими забавами. Другие возражали, что куда больше Николай похож на Александра I. Такой же блистательный, полный природного артистизма, часто идущего во вред, чем во благо. Третьи, признавая юношескую непостоянность государя, считали, что своей увлеченностью всем новым, в сочетании с пылом и горячностью, Николай Александрович идет по стопам своего великого предка — Петра Алексеевича. В этом калейдоскопе мнений трудно было вычленить истину.

— Но, право, не все приняли такую точку зрения, — после продолжительного молчания закончил Лесков свою мысль.

— О да, либералы и нигилисты! — мрачно улыбнулся Николай Александрович. — Бог им судья, но по мне, они даже Бога готовы критиковать за неверотерпимость. — А ваш новый роман, кажется, вы собираетесь назвать его «Некуда»? — внезапно сменил тему государь, заставив сердце Николая Семеновича бешено заколотиться. «Откуда он знает? — мелькнула и сразу же исчезла паническая мысль. — Рукопись видели только близкие!»

— Не трудитесь гадать, откуда мне о нем известно, — словно угадав его мысли, продолжал император с легкой улыбкой, — пусть это останется моей маленькой тайной. Однако вы представляете себе реакцию ваших, — здесь последовало изящное движение руки в сторону заполненного зала, — недоброжелателей? Они распнут вас, дорогой Николай Семенович, — неожиданно жестко сказал Николай II, обратив холодный и вместе с тем обжигающий, словно лед, взгляд прямо на Лескова, — распнут и обольют самой мерзкой грязью, на которую способны изойти в своей низости.

Писатель судорожно сглотнул, в фигуре императора ему почудилось что-то мистическое, пророческое. Словно библейский Ангел и Мефистофель Гете слились в этом молодом, младше его на десять лет, человеке. И Николай Семенович внезапно понял, что именно так все и будет. Что его выстраданный, выписанный и вышлифованный роман, в котором каждое слово он прочувствовал и выверил, растопчут и оболгут, а к нему прилепят грязное клеймо раскольника, пошедшего против общества. Что ему весь остаток жизни придется удовлетворяться рассказами о сельской жизни вместо острой политической прозы, которую он считал своим призванием.

— Ваше величество… — начал было Лесков, но был остановлен собеседником.

— Я еще не закончил, Николай Семенович, — недовольно посмотрел на него император. — Позвольте задать вам вопрос: зачем вы написали свое произведение? Чего вы хотели добиться, написав его?

Писатель замешкался, слова упорно крутились в уме, но никак не могли сорваться с губ. А государь терпеливо ждал, искоса поглядывая на занервничавшего собеседника.

— Ваше величество, я сам прошел через увлечение социализмом, — наконец выдавил Лесков, — и книга во многом посвящена моему опыту. Пройдя по этому пути, я понял бесперспективность революции в России и опасность призывов к немедленной социальной справедливости. Именно это я хотел донести до читателей в своей книге.

— Что ж, похвальное желание, — широко улыбнулся император. — Однако, как мне кажется, одной книгой, даже самой лучшей, эту проблему не решить.

На этих словах улыбка его померкла, и выражение лица снова стало жестким.

— Не стоит уподобляться безумцам, грезящим о том, чтобы в одиночку вершить судьбы и владеть умами людей. Это ни к чему ни приведет. Но вы, Николай Семенович, умеете талантливо и доступно донести свои мысли посредством пера. И поэтому я хотел бы оказать вам помощь и поддержку… если вы готовы ее принять, — закончил свою речь государь.

На сей раз замешательство Лескова было более долгим. Неожиданные слова его величества поставили его в тупик. С одной стороны, помощь и поддержка — это всегда хорошо, с другой… что именно имеется в виду под этими словами?

Словно вновь отвечая на его внутренний вопрос, император мимоходом заметил:

— Под поддержкой и помощью я подразумеваю дать вам возможность направить свои силы на том направлении, которое вы только что описали. Просвещение общества в вопросе «социальной справедливости».

— Вы говорите о государственных газетах? — спросил Лесков. Он не знал, как трактовать слова императора. Официальная правительственная пресса и статьи в ней — единственное, что пришло ему в голову. — Но я уже пробовал себя в этом и должен сказать…

— О, нет, конечно нет, — засмеявшись, перебил его Николай. — Эти древние чудовища давно не выполняют свои функции и скорее наносят вред, чем пользу. Я говорю о куда более новом и перспективном проекте, можно сказать даже глобальном…