Проводить ночь без сна стало моим хобби. Сначала в дом приехал доктор. Предварительный диагноз не утешал – инсульт. Кузьминского со всеми предосторожностями поместили на носилки и увезли. Затем явилась милиция. Белле и Кларе врач вкатил по успокоительному уколу, и одурманенные девочки крепко спали в мансарде на огромной кровати Беллочки. Я же, наглотавшись валокордина, тупо отвечал на вопросы Макса, радуясь, что рядом ближайший друг, а не посторонний мент.
– Значит, дом был закрыт? – вопрошал Воронов.
– Да.
– Все двери? На ключ?
– Да. Поэтому Кузьминский разбил стекло.
– Зачем? Разве он не мог отпереть замок снаружи?
– Мог, – бормотал я, – конечно, мог.
– И почему разбил окно?
– Анна закрылась изнутри на крючки.
Макс взъерошил и без того лохматые волосы.
– Когда вы вошли, в доме никого не было?
– Не знаю, я сразу отправился к себе в спальню, но думаю, что нет.
– Почему? Вдруг убийца прятался в комнатах или кладовках? Тут же до черта укромных уголков.
Внезапно ко мне вернулась способность мыслить логически.
– Понимаешь, участок Сергея Петровича обнесен кирпичным забором, по верху которого натянута колючая проволока. Через нее пропущен ток.
Макс поднял брови.
– Вот оно как!
– А через равные промежутки по периметру забора встроены видеокамеры, транслирующие изображение на пульт охраны. Охранники великолепно знают всех живущих в поселке, посторонних они ни за что не пропустят.
– Слышь, Максим, – сунулся в столовую незнакомый мне мужик, – глянь, записка!
Приятель молча уставился на смятый клочок бумаги.
– Ну-ну, – пробормотал он наконец.
– Что там, – занервничал я, – что?
– «Я приняла это решение сама», – озвучил текст Воронов, – и подпись: «Анна».
– Самоубийство, – выдохнул я, – так я и думал.
– Да? – скривился Макс. – Позволь узнать ход твоих мыслей.
– Даже если предположить, что ее убили, – ответил я, – хотя, честно говоря, я не понимаю мотива. Анна была бедной…
– Живя в таком доме? – ухмыльнулся Макс. – Нищенка в бриллиантовом ожерелье!
– Именно так! Анна была у Кузьминского в приживалках, личных средств она не имела, никакого корыстного расчета у убийцы быть не могло.
– Любовник? – отрывисто поинтересовался Макс. – Иногда бабы надоедают мужикам, и те принимают экстремальные решения.
– Не знаю, – растерялся я, – она не походила на женщину, менявшую мужчин. Казалась влюбленной в своего мужа, постоянно говорила о его гениальности… Но даже если и предположить, что у Анны имелся еще один мужик, то каким образом он отсюда удрал? Нет, она покончила с собой. Заперла двери, опустила крючки, и все!
– Зачем нарисовала пятно на портрете? Почему синее?
– Думаю, это не она.
– А кто?
– Понятия не имею, – в сердцах воскликнул я, – тот, кто бродил по дому в платье Глафиры. И правда – отчего оно синее?
– Просто натуральная чертовщина, – протянул Макс.
Глава 21
Разрешите мне не описывать здесь свой визит к паспортистке! Ей-богу, после треволнений вчерашнего дня и полубессонной ночи у меня просто нет на это сил. Сжимая в руке справку, добытую ценой почти нечеловеческих усилий, я порулил к Норе.
– Просто натуральная чертовщина, – заявила она, выслушав мой рассказ.
– Макс того же мнения, – вздохнул я.
Элеонора развернула кресло, подкатила к столику, налила себе рюмку коньяка и сердито сказала:
– Итак, что мы имеем? Кузьминский нанимает детективов якобы для поисков денег, но мы, учитывая разорванного в клочья игрушечного поросенка, знаем, что милейший Сергей Петрович обманул нас. Дело не в долларах, а в какой-то маленькой штучке, которую он либо не мог, либо не хотел отыскать сам. Так, едем дальше…
Не успел ты попасть в дом, как там началась череда совершенно невероятных событий. Знаешь, эта история с пятном, то появляющимся на картине, то исчезающим, могла бы выглядеть смешной, кабы не три жертвы: Катя, Маргарита и Анна.
– Рита пока жива, – напомнил я.
– Именно что пока, – хмыкнула Нора, – она в коме, подключена «к розетке». Конечно, случается, что подобные больные приходят в себя, но чаще всего они погибают. От неподвижности начинается воспаление легких, отек… Право, не знаю, что лучше: существовать растением или умереть. Я бы предпочла первое.
Я посмотрел на хозяйку. Очень хорошо знаю, что больше всего на свете Элеонора боится собственной беспомощности и зависимости от других людей. Она потратила огромные деньги, оснастив дом всевозможными новомодными приспособлениями, чтобы, будучи полупарализованным инвалидом, самостоятельно пользоваться ванной и туалетом. А еще она в состоянии одеться без посторонней помощи. Тот, у кого дома имеется родственник с параличом нижней части тела, знает, какой это подвиг.
– Первой покончила с собой Катя, – Нора продолжала размышлять вслух, – и вроде все объяснимо: девочка с нестабильной психикой, почти олигофрен. Первая любовь, первое предательство. И вот результат! Но знаешь, что странно?
– Ну? – спросил я.
– Помнишь, ты рассказывал мне, что ее тело лежало в кабинете перед портретом?
– Да.
– Пальцы правой руки Кати были испачканы краской. Почему?