13 плюс

Поэтому носился Васька во дворе со всеми в позапрошлогодних школьных брюках, укороченных до колена. Конечно, школьные — фиг сносишь, и резать ещё штанины маме было жалко. Но братьев у Васьки не было, поэтому передавать своё старое — тоже некому. Вот и получились почти шорты.

Пацаны старше на год уже ходили везде только в длинных брюках. А мелкота бегала с голыми коленками, завидуя старшим, и представляя в мечтах, как в самую жару выйдут на двор в длинных чёрных брюках и будут солидно обсуждать свои почти взрослые проблемы.

— Так, что с Петькой-то? А?

А что там с Петькой? С Петькой всё в порядке. Сегодня опять играли в прятки. И вчера играли, и позавчера. Почти каждый день после всего-всего, когда набегаешься так, что потом во сне летаешь, а ноги крутит и вертит в разные стороны, Петька уговаривал играть в прятки. А так как Васька был мельче всех по росту и силе, то его и назначали водить. А не хочешь водить — не играй. Найдем другого. И вот так раз за разом.

Сначала стоять и считать вслух до двадцати. Медленно считать и громко. А потом надо крикнуть:

— Раз-два-три-четыре-пять, я иду искать! Кто не спрятался — я не виноват!

И искать теперь. Двор старый, обжитой. Посреди двора старые сараи из почерневших от времени досок. В сараях этих каждый изобретал своё, как мог. Кто пристройку потихоньку ставил, кто загончик маленький для кур. Кто — поленицу огромную выстроит, как настоящий лабиринт. Поленица долго сохнет на солнце и пахнет свежим деревом. Прятаться за ней можно долго, поглядывая в щели и перебегая от одного края к другому.

Еще было три подъезда и три этажа в каждом. Прохладные сумрачные чистые подъезды, в которых играли, когда на улице шёл дождь. Можно было на цыпочках подняться на самый верх и там ждать, пока водящий тоже начнёт подниматься. А потом сигануть через перила и бежать впереди него:

— Туки-туки! Я в домике!

И опять Васька никак не мог никого заловить.

В доме было два места, куда ходить было запрещено настрого: чердак, лестница на который была в каждом подъезде, и подвал, тоже постоянно открытый.

На чердаке было темно, пыльно и страшно. Под ногами скрипел шлак, которым просыпали для тепла все перекрытия. Ходить там надо было осторожно, потому что в квартирах все слышно. И если что — потом не жалуйся, что выпороли, как сидорову козу.

А вот в подвале ничего и никому слышно не было. Там была чёрная темнота — каждый из хозяев небольших закрытых отсеков спускался туда со своим фонарем. А некоторые и вовсе — со свечками. В подвале пахло старой кислой капустой, было сыро и холодно.

И страшно.

Васька думал, что Петька — точно в подвал прячется. Но сам туда просто боялся заходить. Он ходил вокруг, трогал дверь рукой, даже заглядывал внутрь, в темноту, холодея от страха.

И именно в этот момент раздавалось громкое:

— Бу!

Это Петька вдруг вырывался из другого подъезда и бежал, легко перебирая ногами, ко всем, уже уставшим ждать окончания игры.

И опять начинали говорить, что Васька — он просто такой неудачливый. Никак не может никого осалить. А потому — пусть опять водит и всех ищет.

На самом деле он находил всех. Даже Петьку. Ведь он точно был в подвале! Так что знал Васька, знал, где и кто сидит. Просто мелок еще, неуклюж. Никак не угонится за тем, кто несётся со свистом и смехом впереди, заранее оторвавшись на несколько шагов.

Петьку можно было поймать. Тут ведь как: если лезть на чердак, то там можно в одном подъезде войти, а выскочить — из другого. И поэтому ловить «чердачного» — дело трудное. Да и светло там все-таки. Из чердачных окон слабый, но свет. А вот подвал… Во-первых, там темно по-настоящему. Быстро не пробежишь. А во-вторых, у подвала есть двери. И есть накидушки эти под замок на каждой двери. Замков-то нет — соседи друг другу доверяют. Но можно же и не на замок. На щепку какую. Или вот даже на гвоздь. Или ещё как. Главное — в сам подвал не спускаться.

И сегодня Васька сделал, как хотел. Опять он ходил между сараями и поленицами, опять все от него убегали. И в каждый подъезд он заходил, чтобы дойти до самого верха, а потом снова не успеть за теми, кто не боится прыгнуть сразу с этажа на этаж.

Но он делал ещё одно. Он в каждом подъезде прикрывал тяжелую подвальную дверь, накидывал петлю, вставлял быстро в проушину гвоздь. Гвозди он собирал между сараями — гнутые. Вот такой гнутый и вставлял, чтобы точно не выскочил, не проскочил насквозь, если дверь дёргать. Один подъезд, второй. В третьем он потопал, откашлялся, пошевелил дверью, чтобы Петька — а он точно здесь, где ему еще быть! — кинулся по длинному тёмному подвалу к другому выходу, а потом закрыл дверь на гвоздь и пошёл на солнце, к пацанам.

— Не нашёл, — признался честно. — Не знаю уже, куда он мог спрятаться.

Петьку покричали, посвистели, что, мол, Васька наш опять сдаётся, можно выходить. А потом пошли по домам. Потому что время уже было — ужинать.

— Мы с Петькой в прятки играли, — сказал Васька тёте Маше. — Но он круто прячется. Я его не нашёл.