13 плюс

Они прошли друг за другом по длинному рыжему половику через узкий темный коридор и перед самой кухней свернули налево. Тут жил Сашка. У него была железная кровать. Еще был диван-оттоманка с откидывающимися валиками. И письменный стол, который подарил главный инженер станции. Он тогда себе новый купил, а этот по знакомству подарил Сашке. На столе лежал большой и толстый лист оргстекла — это папа принес с работы. Под стекло Сашка положил фотографии наших хоккеистов — чемпионов мира. Якушев был прямо посередине, на самом видном месте. А в чемпионате СССР Сашка болел за «Спартак». Но открыток со «Спартаком» не было, потому что опять было только третье место. Хоть Якушев, конечно, все равно был лучшим.

Еще в этой комнате был большой платяной шкаф. Только без зеркала, потому что так он продавался — без зеркала. Но Сашка в этот шкаф почти не заглядывал. Там была взрослая одежда. А его одежда была в комоде, который стоял слева в углу. И на комоде еще была лампа-ночник из камня в виде белки. Камень был такой, что когда лампа включена, он как бы просвечивал, и была видна белка.

На шкафу лежали рулоны маминых выкроек. А за шкафом — большая линейка-рейсшина, по которой папа когда-то делал свои чертежи. А потом рейсшину поставили за шкаф, потому что папа перестал учиться — просто некогда было. Это он так говорил — некогда. Ему надо было работать и сына воспитывать. А еще ту рейсшину Сашка не доставал и не играл, как пулеметом — там даже приклад настоящий был! — потому что она была грязная. С края — грязная. Однажды они тут загнали крысу за шкаф, и папа лупил ее рейсшиной, пока она не сдохла. А мама не кричала и не визжала, а отпинывала крысу обратно за шкаф, когда та пыталась выбежать. Потом папа залил алебастром со стеклом все дырки в полу, и больше крыс у них не было. Рейсшину помыли. Но Сашка все равно помнил, что она грязная. И не играл ею.

Гость стоял, почти не дыша, медленно оглядываясь и как бы вспоминая все.

— Садитесь, — сказал Сашка.

И сам сел на стул. Верхом, положив руки на спинку. Так он выглядел увереннее. Как оперуполномоченный уголовного розыска в кино.

— Саш, — повторил мужик. — Понимаешь, я — это ты, только в будущем. Поэтому не надо мне выкать. А то как-то неприятно даже. Все равно, как я сам себя на вы называть буду.

И тут Сашка вспомнил, что в последней книге про путешествия во времени было сказано о разных эффектах и даже о невозможности таких путешествий. И немного приуныл. Потому что сначала-то ведь он поверил. А написано было, что так не бывает. А если бывает, то никак не встретиться тому, кто был в прошлом с тем, кто стал в будущем.

Наверное, разочарование на лице было написано так ярко, что пришелец сразу отреагировал:

— Ну, ты чего? Чего? Я правда из будущего, мужик! Ты, давай, спрашивай — все как есть отвечу! Ровно пятьдесят лет. Представляешь? Пятьдесят лет назад я спал вот на этой самой кровати. Вон по той карте на стене отмечал маршрут «Наутилуса». И под стеклом у меня была сборная СССР по хоккею… Все, как тогда… И Якушев, да.

Сашка подумал, потом откашлялся и спросил:

— Так у вас, наверное, уже коммунизм построили?

Гость как-то поскучнел:

— Нет, Саш, коммунизма у нас нет.

— А на Марсе уже есть поселения? Яблони там цветут? Звездолет уже отправился за пределы Солнечной системы? Венеру начали осваивать? — строго спросил Сашка.

— И до Марса пока не добрались. И до Венеры. И к звездам — никак еще.

— А Союз Советских республик социализма теперь уже во всем мире? Все страны — в нем?

— Нет, — как бы даже удивился незнакомец.

То есть, отвечает честно и быстро, а сам удивляется. То ли тому, что его спрашивают. То ли тому, что отвечает такое…

Сашка подумал немного: вот, чего еще спросить? Ведь и нечего почти.

— Ну, хоть наши в хоккей — чемпионы?

— Вот тут, дружище, все нормально. Чемпионы! — обрадовался гость и вдруг исчез с легким хлопком.

Сашка подумал, сидя на стуле в той же позе, и сказал вслух:

— Брехня. Приснилось все. Привиделось. Все равно ведь никто не поверит. И потом, наши, говорит, — чемпионы, а коммунизма все еще нет. И на Марс не полетели. Пятьдесят лет! Ясно — брехня.

Прятки

— Вась, а ты Петьку моего не видел? — спросила соседка тётя Маша.

Ну, как можно было не видеть Петьку, когда всегда вместе играли? Тем более — Петька самый заводила и был.

— Весь в отца, — говорила с укором тётя Маша, когда застирывала чуть не ежедневно его шорты из «чертовой кожи».

Вообще-то это был самый натуральный брезент, выцветший за лето до почти не видного серо-зеленого цвета. Но говорили — «чертова кожа». Потому что даже гвоздём проковырять было трудно. Пацаны специально проверяли — трудно!

А у Васьки был очень красивый вельветовый костюм чёрного цвета. Там такие штаны под колено. И куртка вся на пуговках. Очень клёвый вельветовый костюм, почти как в кино. Но мама запрещала играть в нём во дворе.

— Это на праздники, — говорила она.